Заградительный огонь продолжался часа два. Небольшая пауза между разрывами снарядов, пролетавших с воем над нами, позволяла мне осмотреться и увидеть укрывшихся бойцов. В окопной щели в полуметре слева от меня прятался лейтенант Мюнстерманн, командир одного из наших взводов. Я наблюдал необычную картину: он читал книгу, будто сидел на скамейке в парке, словно совсем забыв о падавших вокруг снарядах. Для меня было предельно ясно, что лейтенант находился в состоянии шока от артиллерийского обстрела, но я ничем не мог ему помочь. Насколько мне известно, врачи немецкой армии не признавали травмой подобный случай и не считали при этом необходимым вывести солдата из боя. Я внимательно наблюдал за Мюнстерманном всего несколько секунд, пока нас не накрыла новая партия снарядов, заставивших меня спрятаться в свой окоп.
Когда пять часов спустя огонь утих, Мюнстерманн исчез. Я решил переправиться через Плюссу, чтобы разыскать свою роту и получить новый приказ. Солдаты, располагавшиеся в 50 метрах справа от моста, возобновили переправу. Сев на небольшой плот, мы поплыли к противоположному берегу в 30 метрах от нас.
Выбравшись на берег, мы оказались под обстрелом. Оставив пехотинцев, я осторожно пробрался к разрушенному мосту и пересек дорогу слева от него, поставив свой автомат на боевой взвод. На расстоянии чуть больше 15 метров огонь из МР-40 больше напоминал пулеметный, чем винтовочный. Хотя это было обычное оружие для передового наблюдателя, я предпочел бы свой привычный карабин «Маузер» образца 1898 г.
Продвигаясь шагом от реки, я держался ближе к придорожным кустам и деревьям по правую сторону от меня. На расстоянии примерно 150 метров от реки, в конце дороги, показалось бревенчатое укрытие противника. Все внимание оборонявших его русских было, видимо, обращено на дорогу в направлении наступавших немецких войск, поскольку меня так и не заметили.
У меня не было возможности связаться с артиллеристами нашей роты, однако я понимал, что вражеский блиндаж может затормозить наше продвижение и его необходимо уничтожить. Я решил попытаться сделать это сам, подобравшись как можно ближе, и использовать три или четыре гранаты, что были со мной.
Отойдя на 20 метров с дороги в кусты, я стал пробираться вперед, надеясь подойти к укрытию с фланга. Когда я полз, стрелок в блиндаже, вероятно, заметил, как колыхнулась трава в том месте, где был я.
Пулеметная очередь прошла немного выше моей головы. Я изо всех сил прижимался к земле, но одна пуля все-таки прошила мой мундир. Я ожидал, что вторая пуля будет смертельной, и меня охватил ужас.
Внезапно стрелок направил ствол пулемета в сторону дороги, возможно посчитав меня мертвым. Прошла минута. Никто больше не стрелял в мою сторону. Продолжая лежать, я приподнял голову. Вход в блиндаж был всего в 10–15 метрах от меня. Быстрый бросок вперед позволил бы мне занять безопасное место рядом со входом и бросить внутрь гранату.
Несмотря на выброс адреналина, мой внутренний голос предупреждал меня, что при первой же попытке я буду срезан следующей же очередью. Не имея иного выхода, я начал медленно ползти назад, надеясь, что мое передвижение не привлечет внимания в блиндаже.
Едва я отполз на небольшое расстояние, как раздались один за другим два оглушительных взрыва. Выглянув, я увидел, как бревна блиндажа подбросило в воздух и на его месте осталась лишь груда развалин. Это было настоящим чудом. Своим спасением я был обязан орудийному расчету 75-миллиметровой гаубицы, который расположил орудие посередине дороги недалеко от реки и выстрелил прямой наводкой. Позднее мне рассказали, что солдаты моей роты смогли переправить орудие через реку и на руках вытащить его на дорогу, после того как затих вражеский артиллерийский огонь. Обнаружив блиндаж, артиллеристы применили заряд особо разрушительной силы. На расстоянии в 200 метров снаряды полностью уничтожали цель. И моя жизнь на этот раз вновь была спасена.
Позднее в этот день я нагнал свою роту. В условиях, когда было непонятно, где находилась передовая, артиллеристам было тяжело осуществлять поддержку нашей пехоты. Русские неоднократно пытались в течение трех дней контратаковать наш плацдарм на северном берегу Плюссы, но затем отошли в восточном направлении к Ленинграду.
Потери были большими с обеих сторон. Но мы сохраняли оптимизм. Никто из нас не рассчитывал на быстрое продвижение наших войск, как это было в начале войны. Теперь мы закалились и были готовы к кровавым сражениям.
Форсирование Плюссы открыло путь на Нарву. Когда 58-я дивизия заняла 18 августа город, накал боевых действий спал, что дало нам возможность на следующий день двинуться по основному шоссе в восточном направлении к Кингисеппу. Нам предстоял еще целый месяц ожесточенных боев с Красной армией, чтобы достичь нашей цели.