У ворот Петрограда (1919–1920)

Через месяц после этих событий, в середине января 1919 года, когда я впервые посетил Ревель, тогдашний эстонский министр-президент и вождь так называемой народной партии Пэте¹² доказывал мне, что немецкие войска продавали открыто оружие (вплоть до целых батарей артиллерии) предпочтительно красным частям и отдельным комиссарам. Не знаю, правда ли это было в действительности, ибо в Ревель я прибыл в те дни не как российский эмигрант, терпимый, но не любимый, а в качестве корреспондента влиятельных английских газет, и весьма возможно, что глава молодой республики через меня «делал настроение» в Англии в пользу своей страны.

У эстонцев, как и у русских, от появления английской эскадры в Финском заливе через несколько же дней после ухода немцев радостно забились сердца.

Противников военной помощи со стороны союзников – среди русских демократических партий, в том числе и социалистических, тогда еще не было. Насилию должна быть противопоставлена сила. Силу же могли дать только союзники, не занятые больше никакими военными действиями против Германии, которая уже капитулировала. Опыта правления Колчака и Деникина тогда еще не было. Для русских социалистов, в частности, вопрос о том, можно и должно ли пользоваться военной помощью извне, решался исключительно в плоскости тактики, а не принципов. Марксистское «Zwischen zwei Rechten entscheidet die Gewalt»[3]He оспаривалось.

Сами же большевики в те дни заметно колебались и открыто в своей печати обсуждали вопрос, не следует ли использовать момент появления союзной реально силы в Финском заливе, чтобы уйти, по крайней мере, из Петрограда и отдать его на съедение Ллойд Джорджу, а самим тем временем окопаться по линии Бологое – Тихвин, ближайшей к Москве.

Какие последствия эта мера имела бы для дальнейшей борьбы с Советской властью при полной неорганизованности Красной армии, при наличии 30 000 чехословаков на Урале, при продвижении Винниченко и Петлюры на Киев и при общем тогдашнем состоянии умов в Советской России (голод еще не убивал тогда инициативу) – удержалась ли бы тогда Советская власть в Москве, терзаемая непрекращающимися крестьянскими восстаниями в центральном и волжском районах, рабочими забастовками и саботажем – сказать не трудно.

Достаточно напомнить для иллюстрации тогдашнего настроения умов среди большевиков и состояния их психики следующий факт.

Красные дивизии, подошедшие 5 января 1919 года (т. е. через месяц после ухода германцев) к Ревелю на расстояние тридцати верст, были отброшены с большими потерями отрядами ревельских гимназистов, которые наспех были организованы местными общественными группами от социал-демократов до народников (конституционных демократов) включительно¹³. Эти же гимназисты, среди которых находились дети возрастом 12–13 лет, да еще и некоторые добровольческие отряды под руководством эстонских офицеров русской службы, случайно оказавшихся в стране после ухода немцев, без штабов и учреждений, без хлеба и денег и почти без амуниции, – они не только отбросили большевистскую армаду от Ревеля, но к 22 января уже бились с ней под Нарвой и Юрьевым, пройдя с боем больше 200 верст.

* * *

В то же время в южной части тогдашней Эстляндской губернии и в северной части Лифляндской отряды русских солдат (первые ячейки будущей Северо-Западной армии), образованные раньше в Пскове, успешно сдерживали натиск другой большевистской армады, которая через Валк рвалась в Ригу¹⁴.

Я видел в те дни в Ревеле в эстонском Главном штабе, помещавшемся в трех крошечных комнатках недостроенного дома на Булочной улице и в кабинете тогдашнего главы правительства Пэтса, неопровержимые доказательства слабости большевиков – военной и политической армии, вроде той, которая через год сражалась против Деникина, Колчака и Юденича одновременно: не было еще, не было и того государственного аппарата, который большевики впоследствии успели создать чисто механическими средствами. Я видел и трофеи, захваченные эстонскими гимназистами и солдатами-добровольцами у большевиков: знамена китайских «коммунистических» полков и их печати, от которых веяло смертных холодом, штандарты отборных латышских частей, которым было поручено взять Ревель и Ригу во что бы то ни стало, и наконец, рапорты, донесения и приказы, свидетельствовавшие только об одном – что «власти» у большевиков еще нет, что они пока только злоумышленники, хитростью и обманом забравшиеся в чужой дом, к которому, однако, с разных концов уже стекаются законные его владельцы – демократия России.