У ворот Петрограда (1919–1920)

Я застал, наконец, в Гельсингфорсе и третью группу русских людей – наиболее влиятельную, наиболее активную и политически кристаллизованную. На ней я и остановлюсь подробнее, потому что из нее-то и выросло движение «На Петроград». Она-то впоследствии и питала духовно и политически Юденича и его штаб – и не только в так называемый гельсингфорсский период его деятельности, когда «герой Эрзерума» и будущий диктатор Петрограда месяцами почти не выходил на улицу из отеля Socitetshuset, но и в последующий боевой период в Ревеле и Нарве, когда уже существовало Северо-Западное правительство. Это правительство, как мы дальше покажем, и должно было определять всю политическую физиономию Петроградского фронта, повести армию в подлинно демократическом фарватере (в кабинете Лианозова²³ участвовали два социал-демократа и два правых социалиста-революционера) и управлять освобожденным краем на началах подлинного демократизма без всякой примеси военной диктатуры. Но в силу внутренней логики белого движения и требований военного положения оно капитулировало шаг за шагом перед военными властями и докатилось до того, что 24 октября, когда Павловск и Царское Село уже были взяты, Юденич, собиравшийся на другой день вступить в Петроград, ни минуты не задумался сказать своим приближенным, что «эту шваль» они в Петроград не пустят…

Но об этом впереди – когда мы покажем оправдание отдельных честных и бескорыстных тружеников Северо-Западного правительства, что не это правительство определяло политическую деятельность Юденича, а другое, скрытое для посторонних взглядов, шедшее из Гельсингфорса, связанное кровно с Парижем и оттуда вдохновляемое. Я бы назвал эту гельсингфорсскую группу умеренно-либеральной. Она состояла из крупных петроградских промышленников, заводчиков, банкиров, отдельных сановников старого режима и генералов. Представителей интеллигенции (хотя бы и буржуазной) в ней почти не было, если не считать Е. И. Кедрина²⁴, И. Вл. Гессена²⁵, К. А. Арабажина²⁶ и Е. Ляцкого²⁷, которые одно время поддерживали техническую связь с ней.

Помню – уже через несколько дней после моего приезда в Гельсингфорс, после моей лекции в квартире К. А. Арабажина, мне стало ясно из рассказов хозяина и гостей (представителей местной трудовой интеллигенции), что заправляющая группа в социально-политическом отношении выражает собой квинтэссенцию умеренного либерализма.

Назову отдельные имена, из которых многие известны широким общественным кругам: Лианозов, Утеман, Добрынин, Шуберский, Шайкевич (Международный банк), Мещерский (заводчик), Форостовский, Мамонтов, барон Гессен («Волга», «Кавказ и Меркурий»), Каменка (Азовско-Донской банк), князь Волконский (товарищ председателя Государственной думы и бывший товарищ министра внутренних дел при Протопопове), граф А. Буксгевден, генерал Суворов, генерал Кондзеровский, банкир Груббэ…²⁸

Так называемая «треповская» затея, относящаяся к осени 1918 года, когда в Финляндии доживали свои последние дни немцы, и заключавшаяся в том, чтобы образовать на территории Финляндии при содействии фон дер Гольца «всероссийское правительство», – эта затея, которая тогда ввиду определенных приготовлений знаменитого брестского генерала Гоффмана к занятию Петрограда многим сулила шансы на успех, однако отцвела, не успевши расцвести. Бывший царский премьер Трепов приехал в Стокгольм и там все разболтал, а тем временем дела у германцев на Западном фронте кончились катастрофой, и им пришлось отказаться от новых российских экспериментов²⁹.

В Финляндии эта затея не оставила сколько-нибудь заметных следов, кроме, кажется, воспоминания о 500 000 марок, которые были отпущены финляндским правительством Трепову «на надобности русского комитета». Но связь отдельных представителей обрисованной здесь группы лично с Треповым или с его политическими тенденциями сохранилась.

Один из них, некий граф А. Буксгевден, бывший одно время правой рукой Юденича и ближайшим, хотя и негласным, его советником, рассказывал мне подробно для иллюстрации своих «заслуг» перед Россией, что именно на него несколькими месяцами раньше, т. е. ранней осенью 1918 года, выпала честь съездить «по определенному мандату» в главную квартиру генерала Гоффмана, что там совместно с брестским героем были разработаны детали занятия Петрограда германскими дивизиями и насаждения нового «всероссийского» правительства.

Почтенный граф клялся при этом и бил себя в грудь, что он «германофилом» никогда не был, что он и его друзья хотели только использовать германские штыки для водворения порядка на Руси и устранения большевиков. При этом, предполагая, что раз я сотрудничаю в английских изданиях, то я обязательно «англофил» и «германофоб», он то и дело оговаривал других деятелей своей группы – помню главным образом князя Волконского, бывшего товарища председателя Государственной думы, который по его словам являлся настоящей «гидрой» германофильских течений…