— А то, что твой отец сознался в преступлении… это как? Оговорился? Взял на себя Анину вину? По доброте душевной! — В голосе Яра прорезается злость.
— У него… были причины.
— Понятно. — Закрыв глаза, Яр разминает шею. С шумом выдыхает. — Ты отдала лекарства?
Он не спрашивает о здоровье матери. Вообще не вспоминает о ней. За это я благодарна. У меня нет сил выгораживать ее после очередной лжи.
— Да. Лекарства у мамы. Мне нечего здесь больше делать.
— Отлично. — Кивает в сторону машины. — Поехали. Не хочу разговаривать… возле этой парадной.
В отношениях с мужчинами я всегда примерно понимала, на что мне надеяться. Предложение развестись первого мужа и измена второго не были неожиданностями. У каждого события имелись свои тревожные колокольчики и свои причины.
Чего ждать от Яра?..
Здесь мой мозг буксует. Совесть подсказывает, что он вывалит на меня тонну обвинений и разочарованно выставит за дверь. Внутренний голос тихо шепчет, что Яр поймет и со временем простит.
Безумно хочется верить в прощение. Я не желала смерти Анне и точно не планировала втираться в доверие к ее мужу. Все произошло само собой, будто какая-то сложная многоходовка фортуны. Среди всех мужчин в Питере я умудрилась влюбиться в того, в кого нельзя. А он из всех женщин именно мне предложил отношения.
— Это был чертовски долгий вечер, — распахивая дверь квартиры, говорит Яр.
Вроде бы никаких намеков, а ощущается так, словно он говорит не о вечере, а о всех наших днях.
— Ломоносов мог выбрать кого угодно. Жаль, что выбрал меня.
Сажусь на диван и тут же встаю. Неуютно. Не могу избавиться от чувства, что теперь я даже сидеть здесь не имею права.
— Уже жалеешь? — Улыбка Яра напоминает оскал.
— Я не просилась на это расследование. Все десять лет я считала тебя убийцей отца и мечтала лишь об одном — вывести на чистую воду.
— Отлично вывела. — Аплодирует Вольский. — Я бы даже сказал — завела!
— Папа был здоров до суда. В тюрьме умер через год. Сам понимаешь, как это выглядело.
За ребрами словно сжатая пружина. Распрямится — превращусь в слезливую тряпку.
— Ты поэтому спрашивала о мести? А я, идиот, думал, что это сочувствие.
— Прости…
Не могу разговаривать с ним так — на расстоянии, как с чужим. Тело ломает от желания обнять, прижаться головой к груди, вдохнуть уже родной запах.
Как же быстро я вросла в Ярослава Вольского! Стала слабой рядом с ним, спрятала все свои защитные колючки…
— Так мой ответ тебя убедил? Обвинения сняты? Или нужны доказательства? Развернутый отчет, чем я занимался в те проклятые месяцы. Сколько пил? Сколько ночей мечтал сдохнуть? — снова заводится Яр. — Думаю, если поднапрячься, смогу вспомнить всё в подробностях. Даже сколько баб перетрахал, пока перестал представлять лицо жены.
— Я знаю, что ты ничего не делал. Теперь знаю. — Подхожу к нему, как к плахе. Тянусь к груди. Скольжу ладонями по рубашке.
— Счастье-то какое! Не зря взялась за это дело.
Яр не двигается. Никаких объятий. Никакого тепла. Чужак.
— Я… — Губы пересыхают. В голове только одна фраза. Не нужно ее сейчас произносить. Слишком много между нами недоверия. Целая китайская стена лжи.
— Не противно было? Каково оно — трахаться с тем, кого ненавидишь?
— Я не ненавижу.
— Жалко стало?
— Нет, — мотаю головой. — Я люблю тебя, — запрещенные слова сами срываются с губ, и сердце замирает. — Люблю так сильно, что больно.
Глава 51
Не знаю, на что я надеюсь, признаваясь в чувствах… Хотя нет, вру. В глубине души, как обычная влюбленная идиотка, я мечтаю получить ответное признание. Любовь за любовь. Если не на словах, то хотя бы увидеть его во взгляде.
Но момент подобран дико неудачно. В глазах Яра прежняя чернота, а слова… После небольшой паузы он говорит совсем не то, что я надеялась услышать.
— Мне нужно остыть. — Яр отрывает меня от себя и поворачивается в сторону выхода.
— Ты надолго?
Без его поддержки я безвольным облачком опускаюсь на диван.
— Не жди, — говорит, не оглядываясь. — Ложись спать. Завтра прилетает Китаец. Хрен его знает, как все пойдет. Лучше отдохнуть.
— Тебе тоже… — хриплю в спину. — Не исчезай надолго.
Терпеливо жду, что скажет Яр. Только ответом мне звучат скрежет ключа и тихий хлопок двери.
После его ухода на душе становится еще хуже. Я проваливаюсь в яму из отчаяния и растерянности. В таком состоянии сложно мыслить здраво или выполнять чужие просьбы.
Вместо того чтобы подняться и уйти в душ, раскачиваюсь на одном месте. Забив на сон, жду.
Первые полчаса время тянется адски медленно. Секундная стрелка скользит по циферблату со скоростью улитки. А минутная вообще не хочет двигаться.
Вторые полчаса — все ускоряется. Я больше не могу сидеть на проклятом диване. Надеясь увидеть Яра, хожу от окна к окну. Готовая выйти к нему навстречу, меняю красное платье на удобные брюки и толстовку.
В эти короткие минуты со страха еще верится в лучшее. Напряженные извилины готовы цепляться за любое оправдание: Яр не прогнал меня, когда узнал правду, не ругался и не громил кулаками стены.