У врага за пазухой (СИ)

— Не женщина. — Лицо Киры меняется. Больше нет никакого напряжения, а из взгляда пропадает любопытство.

— Допрос закончен? — интересуюсь я на всякий случай.

— Да. Ты ввязался во все из-за племянника. Это ему угрожал Китаец. Его шантажировал и вынудил работать на себя.

От этих слов ростбиф застревает в глотке. Чтобы не подавиться, приходится влить в себя остатки воды. Но о дальнейшей трапезе думать уже не хочется.

— Буровой упек Клима за решетку, а потом чуть не убил его сестру... мою племянницу, — сознаюсь, откашливаясь.

— Ты не мог оставить их одних. — Кира обхватывает себя руками и вздрагивает, словно ей тоже сейчас больно.

— Я уже потерял одного близкого человека. Больше никого терять не намерен. — Встаю и протягиваю руку.

— А как же еда? — Кира растерянно оглядывается по сторонам.

— Принесут домой, — отмахиваюсь я. — Здесь через дорогу.

Глава 37

Глава 37

Распахивая перед Кирой дверь, понимаю, что такое тройное повторение со мной впервые.

За прошедшие десять лет в этой квартире перебывало достаточно женщин. Блондинки, брюнетки, рыжие — меня не интересовали масть, рост или габариты. Главным была готовность трахаться. Делать все, что потребую, и получать удовольствие. Без словесной прелюдии и болтовни о будущем.

Секс был самым удобным способом сбросить стресс и перегрузиться, а женщины — лекарством. Некоторые из них — успокоительным. С ними я вытрахивал из себя все дерьмо после дел с Китайцем и ему подобными. Некоторые — болеутоляющим. С ними я отключался от тяжелых мыслей и невеселых воспоминаний.

Это была лишенная чувств и привязанностей механика. Где-то эгоистичная, но всегда честная.

За десять лет у такой близости появились свой алгоритм и железные правила. Никаких замужних, никаких шлюх и никаких повторов.

Иногда я приводил женщину днем и отправлял на такси вечером. Иногда оставлял отсыпаться до утра, а сам уходил в другую комнату. Но никогда я не спал в одной постели и не приглашал никого еще раз.

Алгоритм дал сбой только теперь. Правила не сработали. И не с какой-нибудь длинноногой моделью, послушной и уступчивой. А с замужней и вредной Самсоновой.

Как сглазил кто!

***

Пропуская Киру в прихожую, окидываю ее взглядом с ног до головы. Пытаюсь понять, чем она так отличается от всех предыдущих.

— Решишь снова отшлепать — буду сопротивляться! — Она гордо вскидывает подбородок и, словно не знает, зачем здесь, останавливается у порога симпатичным памятником.

Сплошной разрыв шаблонов. Не любовница, а ходячее испытание. Будто не трахаться пришла, а прогулялась за компанию. Сделала одолжение!

— Я тебя другим способом шлепать буду. Внутриписечно!

Закрыв дверь, прижимаю Киру к стене и лапаю. Визуальный осмотр результатов не дал, поэтому изучаю на ощупь. Веду подушечками пальцев по впалому животу, обхватываю узкую талию, спускаюсь на бедра. Все естественное, мягкое, не усушенное и не накачанное. Женственное.

— А может, сначала дождемся обеда? — Кира упирается руками в мою грудь и при этом откидывает голову, подставляя шею под поцелуи.

— Его принесут через полчаса. Ни минутой раньше.

Я ныряю губами под подбородок. Скольжу зубами по своему недавнему засосу. Вылизываю нежную кожу и чувствую, как ускоряется пульс моей акулы.

— Можем посмотреть новости, — с коротким стоном произносит она. — Я неделю их не смотрела. Вдруг что-то произошло?

— Ты еще мультики предложи. — Начинаю распаковывать эту ненормальную.

— «Том и Джерри», как раз о нас.

Самсонова помогает снять с нее пиджак и послушно переступает через брюки, когда они падают до лодыжек.

— Ты ни хрена не мышь! — Я цепляю одним пальцем блядские кружевные трусы, ни капли не похожие на вчерашнее чопорное белье, и тяну вниз. — Хотя геморроя от тебя столько же, как от того ушлого грызуна.

— Вот видишь. Отличный вариант.

Блузка летит туда же, куда минуту назад улетели трусы. Остается бюстгальтер, но с ним я не спешу. Цепочкой поцелуев спускаюсь к груди и приступаю к игре.

Покусываю упругие вершинки сквозь тонкую ткань, всасываю их в рот. И шалею от того, как откликается женское тело.

Вначале дрожью. Кира будто перемалывает себя изнутри. Затем напряжением, словно она все еще собирается бороться. После — слабостью.

— Передумала. К черту мультики, — шепчет она, цепляясь за мои плечи как за спасательный круг.

— Я в тебе не сомневался. — Избавляю ее от бюстгальтера.

— А в себе? — Кира делает шаг назад и призывно сжимает грудь. — Ты хоть иногда в себе сомневаешься?

— Прямо сейчас. — Дергаю вниз собачку на ширинке.

— Думаешь, не справишься?

Ведьма в край смелеет. Одной рукой все еще играет со сладкими полушариями, а другой бесстыдно скользит вниз.

— Думаю... — Я освобождаю член и, чтобы хоть как-то унять боль, обхватываю головку ладонью. — ...полчаса нам будет мало.

Не знаю, что именно действует на акулу, картинка или слова, но ведет она себя совсем не так, как ожидаю. Стоит мне сделать шаг вперед, Кира поворачивается спиной и, упершись руками в стену, прогибается в пояснице.

— Сладкая, это охренеть какое шикарное предложение!