Мне изрядно надоела тема и я был рад переключиться на другую.
Мы с Пьером обсудили бюджет, который он должен был представить на рассмотрение Совету Андорры – недавно учрежденному органу из двадцати трех депутатов от разных коммун и городов, подправили пару статей и внесли предложение о выпуске государственных пятилетних облигаций на пятьдесят миллионов франков.
– Теперь остался Халаиб, – тяжело вздохнул Пьер, закрывая папку с проектом бюджета.
– Нашли?
– Да, нефть там точно есть. Вот только… известно это не только нам. В Халаибе и Хартуме были замечены парни из канадской International Petroleum Corporation. Вряд ли они оказались в такой дыре просто так.
– IPC? Даже не слышал о таких. Нужно озадачить Тома – пусть выяснит о них все! Хотя… это неважно. Если в Хартуме и Каире прознали о нефти – территорий нам не видать. Информация достоверная? Вы проверяли?
– Конечно. Вот подтверждения из независимых источников, – Пьер положил передо мной две газетные вырезки и листок с переводом.
Я пробежал глазами по тексту.
– Это не дезинформация?
– Нет, Зак, я так не думаю. Слишком все официально. Если вы посмотрите на фотографию, то увидите, что Судан на встрече представлял сам Омар аль-Башир. Мы подбирали к нему ходы, но… канадцы оказались быстрее.
– Понятно. Что ж, жаль. Нужно закрыть проект "Халаиб". – Я немножко еще подумал, барабаня подушками пальцев по столу. – Да, Пьер, закрывайте всю деятельность в Судане и Египте.
– Мы отступим? – Персен выглядел очень удивленным, ведь, кажется, ему еще ни разу не приходилось видеть, как мы что-то бросаем. – А нефть?
– Мне не нужна была нефть, Пьер. Мне хватит русской нефти. Мне нужна была земля с нищим населением неподалеку от Персидского залива, чтобы контролировать морской путь в Европу через Суэцкий канал. Понимаете? Сколько там той нефти? А представляете, сколько можно заработать всего лишь на однопроцентном движении рынка на биржах? Если в том районе появится что-то вроде пиратской республики – это здорово помогло бы нам манипулировать ценами на биржах. Появись они возле танкеров в нужное время, и можно было бы толкать котировки фьючерсов в нужную сторону. А ответственность – на Египте и Судане. Халаиб был просто создан для такой операции! Земля с неопределенным территориальным статусом, полуголодные аборигены, масса оружия. Помните, как сказал аль Башир по поводу военного захвата власти?
– Он что-то говорил? Диктаторы объясняют свои поступки?
– Иногда. Но подождите, Пьер, я вспомню, мне очень понравилась фраза. Что-то вроде "демократия, не способная прокормить свой народ, не имеет права на существование". Золотые слова! Нефть – это была только причина для разговора с суданцами и египтянами. Только она имела смысл, если бы о ней знали только мы и они. Но теперь, когда туда засунули свое жало канадцы, нужно уходить. Жаль, – еще раз повторил я. – Но работать спокойно они нам не дадут.
Пьер оставался сидеть на месте, хотя, кажется, мы обсудили все. Он сидел и молчал.
– В чем дело, Пьер?
– Мне не нравятся такие методы, – сказал банкир. – Это нецивилизованно. Средневековье какое-то!
– Вот как? И в чем же оно средневековье? Посмотрите на эти полки, – я показал пальцем на книжный шкаф. – Видите? Они все забиты мемуарами о точно таких методах. И ничего!
– И все-таки я не одобряю.
– Бросьте, Пьер! – Я выбрался из-за стола и сжал его плечи. – Вы же видите: единственный раз, когда мы попытались воспользоваться опытом предыдущих поколений, у нас ничего не вышло! Наверное, вы правы, это не наша стезя… Но так было соблазнительно и красиво! Лу уже набрал полторы сотни чернокожих головорезов. Эх… жаль. Но мы больше не станем испытывать судьбу. Ступайте, Пьер, впереди еще много работы. И забудьте о Халаибе, будто его и не было.
С мадам Бетанкур, оказавшейся очень болтливой теткой преклонных лет, унаследовавшей косметическую империю много лет назад от отца, разговор вышел поверхностным – я предложил инвестиции, она, улыбаясь, обещала на досуге поразмыслить над этим; мы обсудили веяния парижской моды, поморщились, ругая американское кино – в общем, познакомились. Признаться, мне бы больше понравилось знакомство с какой-нибудь наследницей папиных капиталов втрое моложе, чем эта интересная бабуся, но таковых на горизонте не просматривалось, да и Оссия вряд ли бы поняла мои устремления.
А вечером, в Барселоне, перед трапом самолета меня ждал сюрприз. Князь Лобанов-Ростовский, как всегда элегантный, словно фотомодель, улыбчивый – как претендент на пост Президента Франции, умный, будто Верховный Совет последнего созыва. В одной руке он держал саквояж, в другой – тонкую трость. Стоило мне появиться на поле, как он поспешил мне навстречу, придерживая норовящую слететь с головы шляпу.
– Здравствуйте, Зак, на вас одна надежда. Подбросите? – протягивая руку, спросил он.
– А вам куда, Ник?
– В Бремен. Там проходит чудесная выставка картин и есть пара полотен, которые я очень хотел бы видеть в своей коллекции. Пропускать такое – грех.
– Я лечу в Гамбург, – я ни на секунду не поверил в его незамысловатую легенду.