Затем Оссию отвлекли текущие дела — ей нужно было ехать в Мадрид на встречу с Трампом, формирующим пул испанских инвесторов для андоррского проекта.
— Не давай ему никаких обещаний, — шепнула она напоследок. — Это самый лучший из известных мне мастеров по выкручиванию рук. Лучше меня, лучше тебя, лучше всех, кого я встречала. Даже лучше Сарджа. Намного. Ляпнешь что-нибудь сгоряча, потом жалеть до смерти будешь.
— Я постараюсь, Осси, — пообещал я и она уехала.
А мы с князем переместились на открытую веранду для делового разговора.
— У вас серьезные интересы в Москве, — утвердительно сказал Никита Дмитриевич, едва только мы остались одни. — Банки, нефть, коммуникации…
— Образовательные проекты, совместные предприятия… — в тон ему продолжил я.
— И это тоже. Знаете, мы ведь с вами немножко знакомы заочно. Я в Москве имел удовольствие в последние годы плотно общаться с Валерием Рудаковым из «Главалмаззолота» — он очень хорошо о вас отзывался. Если не ошибаюсь, вы выкупаете у Союза до сорока-пятидесяти процентов добываемого золота? Но почему-то не захотели связываться с их алмазами. Почему?
Рудакова я знал только по телефонному разговору, произошедшему в прошлом году, сразу по моему возвращению из Узбекистана. Этот чиновник искал альтернативные пути продажи якутских алмазов и предложил мне принять участие в опрокидывании «Де Бирс». Но тогда его предложение мне показалось неинтересным. Я не понимал работы бриллиантового рынка, не видел больших перспектив в его развитии, равно как и сколько-нибудь значимых прибылей. По словам Рудакова «Де Бирс» выкупала у него алмазов в размере одного миллиарда долларов, в которых прибылью были максимум сто-сто пятьдесят миллионов. Одни только операции на Гамбургской бирже приносили мне вдвое больше — без всякой озлобленности со стороны богатой традициями и связями всемирной корпорации.
— Да, я разговаривал с ним. И обещал подумать на досуге над его предложением, но…
Мне не очень-то хотелось рассказывать о своих взаимоотношениях с советским министром, а Лобанов-Ростовский очень хотел о них услышать.
— Но?
— Князь, мы ведь с вами инвестиционные банкиры. Соль этого мира! — Я никогда не боялся пафоса, — мы и только мы решаем, в каком направлении он будет развиваться. И если мы в чем-то не видим прибыли — то, следовательно, мы лишаем такое направление своего финансирования. Если мы не видим необходимости создания транснациональных корпораций в России, они не будут созданы. Не так ли? Рудаков предложил мне ежегодную партию в миллиард долларов. И, по его мнению, я мог бы рассчитывать на десять-пятнадцать процентов прибыли.
— Почему же вы отказались?
— Этот миллиард — примерно четверть всего мирового рынка бриллиантов. То есть, получая эту четверть, я обзавожусь большой проблемой в лице конкурента, контролирующего оставшиеся три четверти. Кроме того, я где-то слышал, что у «Де Бирс» есть огромные запасы алмазов, которые она не выставляет на аукционы уже лет сто. И им ничего не стоит одномоментно обрушить цены настолько, что мы с Рудаковым были бы просто вынуждены уйти с рынка. Его бы сняли партийные товарищи, а я… я считал бы убытки. Все закончилось бы за год, толком не начавшись.
— Такое хранилище есть и у Советов, — уточнил князь. — Гохран называется.
— Возможно, но Рудакову оно недоступно. Так что начинать ценовую войну в той ситуации было бессмысленно. Но хуже всего, что рынок алмазов ограничен и если желаешь получить хорошие прибыли, нет никакого смысла его рушить. Если бриллианты не станут покупать в Америке и Европе — их не удастся продать в соизмеримых количествах в Африке и Азии. Разве не так?
Я действительно не стал связываться с Рудаковым и его «Главалмаззолотом», но подкинул ему неплохую идею — сообщить партнерам из «Де Бирс» о том, что такие переговоры идут. Филипп Оппенгеймер, видимо, почувствовавший, что пахнет жаренным и сразу же примчавшийся в Москву, предложил пересмотреть действующий договор в сторону улучшения его условий для Советов. Рудаков был счастлив — простым блефом ему удалось выгадать примерно семьдесят миллионов долларов в год. Его позиции в советской номенклатуре существенно упрочились и теперь он сидел в своем кресле полновластного властелина советских алмазов как бронзовый памятник.
И, кажется, Лобанов это хорошо понимал — что их просто обманули.
— Знаете, Филипп еще тогда хотел послать к вам Николаса, но мы посчитали, что это никогда не будет поздно сделать. А действующие контракты иногда даже стоит пересмотреть. Я вас еще немножко поспрашиваю, хорошо?
Я пожал плечами:
— Спрашивайте, князь. Когда что-то рассказываешь внимательному собеседнику, часто самому ситуация становится понятнее. Спрашивайте.
— Вы застраховали свой основной контракт на запредельную сумму. Почему?
— Предосторожность. Не хотелось бы потерять деньги просто потому, что какой-нибудь их новый Генсек вдруг решит изменить правила.
— Мудрый шаг. Особенно, если опасения верны. Вы слышали, что там сейчас происходит?
— Вы про их Президента?
— Да, я говорю о товарище Баталине. Вы поддерживаете его избрание?