У всех свои демоны

Отсоединить кабели. Снять панель. Найти повреждения контура. Залить герметиком. Перейти к следующей установке.

Глаза слезились, и Хидео то и дело вытирал их рукавом комбинезона. В голове щёлкал таймер, отмеряя оставшееся у него время. Пять минут – первая установка, со второй удалось справиться быстрее, минуты за три, а вот третья задержала его почти на десять минут. Или он просто стал слишком часто отвлекаться на наконец догнавший его кашель?

Хидео сообразил, что руки при таком раскладе можно уже не беречь, и места, куда трубка баллона подлезала плохо, замазывал прямо пальцами. Пальцы щипало, но это было ерундой по сравнению с разгоравшимся в груди огнём.

Когда он подошёл к четвёртой установке, пришла запоздалая мысль, что на полчаса, обещанные Мозели, можно было рассчитывать не при такой концентрации газа. А ещё, что надо было протащить вслед за собой скафандр. Но отвлечься от своего дела мельхиорец уже не мог. Он подозревал, что встать на ноги тоже уже не получится, но тратить время и силы на проверку не стал, благо работать можно было и стоя на коленях. Отсоединить кабели. Снять панель. Найти повреждения контура. Залить герметиком. Переползти к следующей установке.

– Докладываю, – привалившись спиной к установке, прохрипел мельхиорец в коммуникатор и закашлялся. – Повреждения на четырёх установках устранены, пятая цела, – продолжил он, делая глубокий вдох после каждого слова. – Конец связи.

Последние слова можно было не говорить, но Хидео ощутил внезапное желание поставить красивую точку. В докладе, в деле, в жизни…

Усилие, необходимое для произнесения этой короткой фраз стало последней каплей, и Хидео соскользнул в пелену забытья.

Лица коснулось что-то холодное.

– Дыши, просто дыши.

Мозели. Зачем он здесь?

– Вдох.

Мозели что, не понимает, что его надо просто оставить в покое?

– Вдох.

Голос врача не допускал сомнений в том, что ему можно не подчиниться. Хидео вдохнул и едва сдержал крик. Он думал, что раньше лёгкие горели. Нет, настоящий огонь добрался до них только сейчас.

– Молодец, теперь выдох.

Выдох дался как бы не сложнее вдоха, врач же между тем продолжал неумолимо:

– Вдох.

Мозели тогда говорил про эксперименты на людях совершенно серьёзно, а он-то принял всё за шутку!

– Выдох. Теперь вдох.

Хидео не понял, на каком по счету вдохе ему на помощь пришла спасительная темнота.

Где он пришёл в себя, Хидео не понял. Перед глазами всё плыло и переливалось, временами что-то вспыхивало и тут же гасло. Но это был не тот огонь, что только что пожирал его изнутри. Хидео прислушался к своим ощущениям, но не почувствовал ровным счётом ничего, он попробовал пошевелиться, но тело также не отзывалось.

«Кажется, мне удалось сбежать от этого вивисектора, пусть даже на тот свет», – подумал мельхиорец.

Светящееся марево продолжало его окутывать мягким одеялом, не пропуская через себя ни образов, ни звуков. Хотя нет, звуки всё-таки были: откуда-то на грани слышимости доносилось ритмичное «Кап… кап… кап…».

«Странное место», – подумал Хидео и сморгнул. Словно дожидаясь этого, марево вокруг начало тускнеть, и сквозь него стали просвечивать очертания каких-то предметов, как казалось Хидео, знакомых, но пока неузнаваемых. Он моргнул ещё раз, и его взгляд сфокусировался на потолочных лампах палаты медблока.

Хидео не смог сдержать разочарованного стона.

Что-то читавший за столиком в углу Мозели поднял голову:

– Проснулся?

Он подошёл и сел на стул около койки.

– Знаешь, беру свои слова назад. Я действительно видел много молодых идиотов, но ты будешь совершенно уникальным экземпляром в моей коллекции.

– Установки починили? – Слова дались с трудом, да и голос прозвучал хрипло и глухо.

– Как видишь.

Хидео помолчал, глядя в потолок, потом медленно перевёл взгляд на врача.

– Я не идиот, я преступник, – неожиданно даже для себя сказал он.

– Это ты сейчас иносказательно, или не очень? – приподнял бровь Мозели.

– Не очень. Так что зря вы меня вытащили.

– Во-первых, вытаскивал тебя не я, а Арина, больше в эту мышеловку никто пролезть не смог, во-вторых, зря или нет, не тебе решать, и даже не мне.

– А суду? – мельхиорец криво усмехнулся. – Или вы про что-то, что выше человеческого суда?

– Честно говоря, с некоторых пор я не очень-то доверяю тем, кто уверяет, что говорит от лица кого-то или чего-то высшего. А напрямую мне с теми, кто, как ты сказал, выше человеческого суда, говорить не доводилось. Видимо, недостоин. Так что на эту инстанцию я ссылаться точно не буду.

– Странный разговор, – Хидео закашлялся.

– Пожалуй. Закончим его?

– Нет! Вы мне не верите, думаете, я говорю какие-то глупости, или вообще брежу, но это не так. Я действительно преступник, которого не разыскивают только потому, что считают мёртвым. Да я и есть мёртвый…

Хидео снова закашлялся. Мозели смотрел на него очень внимательно и больше не перебивал.

– Я восемь лет вне закона, сначала пять лет в банде Испанца, потом три года в экипаже у Бабочки. Вы же слышали про Бабочку? – он снова криво усмехнулся.

Мозели медленно кивнул, и Хидео продолжил: