Читаем У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы полностью

Пришли к нам четверо немцев, вроде как на квартиру. Жили они у нас целых две недели. Потом сестра Таички работала на Комммунистической. Она там у немцев работала. Пришла она со своим патрулем. Мы договорились с ним, чтобы они меня провели туда, где у меня пшеничка зарыта. Дошла до того, что дети умирают от голода. Он согласился, пожалуйста. Он по-русски хорошо говорит. У них в это время стало трудно из-за хлеба. Он говорит: «Пополам, матка, разделим» Я говорю: «Хорошо». Приходит за мной на другой день. Пошли с ним. Дошли до мостика, где пожарная каланча. Тут стоит полиция, его пропускают, а меня нет. Ему объясняют, что или возьми на нее пропуск. В этом районе стрельба была все время. Он говорит: «Пойдем матка с тобою, возьмем пропуск!». Пошли мы с ним.

Они меня вызывают: «У тебя там хлеб?» Я говорю, что хлеба никакого не было, а может быть его теперь уже и нет. Дает нам еще одного немца, жандарма по ихнему. С этим жандармом нас пропустили. Этого патруля отослали домой, со мной пошел жандарм в тюрьму. У них там был какой-то штаб военный. Его туда не пропускают. Он говорит: «Пойдем в комендатуру». Пошли, и я с ним. Приходим в комендатуру, он объясняет. Там сидят их генералы, офицеры.

По мосту прошли, идем по Коммунистической улице и дальше идем. Там все больше стреляют. Он говорит мне: «Матка, там фронт!». Я говорю: «Давай вернемся». Он идет по стеночкам, а я с салазками иду по середине дороги. Он опять говорит: дорогой идти нельзя, там фронт. Я говорю: «Ты возвращайся, я не боюсь. Я иду, не обращая внимания».

Оглянусь назад, он идет потихонечку. Доходим до Шиловской улицы. Там был раньше военкомат. Там веревка поперек дороги протянута и стоит патруль их. Значит, через эту дорогу проходить нельзя. Он ему что-то объясняет по-немецки. «Матка, там нельзя, там фронт».

Я смотрю, снежок выпал, там даже следов нет, совершенно никто не ходит. Я говорю, что почти дошла к своей цели, оставайтесь вы здесь, а я пойду. Тут все кругом открыто, все видно. Началась стрельба, я все-таки иду с санками. Потом они, наверное, увидели, что идет женщина и стрельбу кончил, а стреляли наши. Я добралась до своей заметочки. Вырыла пшеницу. Потом, где мужа с девочкой закапала, могилку оправила. Пробыла там долго. Я уже на санки мешок положила. Он подполз: «Покажи, где было зарыто! Может быть там еще есть». Я говорю: «Пожалуйста, иди смотри!». Он посмотрел. Я пошла, а он ползком ползет. Потом выбрались на Коммунистическую. Доехали до моста, я сворачиваю на другую дорогу. Он говорит: «Нет, поедем в комендатуру, хлеб нужно сдать в комендатуру». Думаю: «Значит, я для комендатуры за хлебом ездила! Так оно и вышло. У них объявление было повешено на русском языке, кто знает ямы с хлебом или одеждой, нужно заявить в комендатуру. Дают одного или двух патрульных, идут, разрывают эту яму, и вещи, и хлеб делят пополам. Они мне не то, что пополам, даже зернышка одного не дали. Отобрали весь хлеб и проводили меня домой. Пропали все мои два ведра пшеницы».

26-го, как нашим войти в город, немцы заняли домик, а штаб их военный разместился. Нас выгнали в четыре часа ночи с ребятами и со всем барахлом во двор. В окопах мы два дня сидел, пока наши не пришли.

Документ № 11

«…будем работать и день, и ночь…»

Из беседы с Вениамином Яковлевичем Жуковым – начальником цеха № 7 завода «Красный Октябрь».

Я ушел с завода ночью 3 октября. 18 октября я был последний раз на заводе. На заводе я рос с 1932 г. Здесь я и вырос, начал работать шофером, вырос до начальника цеха. Завод рос на моих глазах и трудно видеть сейчас такие разрушения. Это равносильно тому, что уехать из дома, оставить отца с матерью живыми и вернуться через некоторое время домой и застать их мертвыми – такое впечатление. Завод работал, сам я работал, завод рос, и я на заводе вырос. Партийная организация меня вырастила. Последнее время была интересная работа над освоением МВ – «Катюши».

До войны как-то приятно было осознавать, что ты вносишь какую – то частицу своего труда в этот большой завод.

Я работал до декабря 1941 года в автотранспортном цехе. С декабря 1941 года, с переключением на МВ цех стал № 7, литерный. Основные материалы подвозили на автомашинах. В первый день войны мы сдали армии около 40 машин, от областной военной организации получили оценку «отлично» за сданные автомашины, несмотря на то, что машины находились в исключительно тяжелых эксплуатационных условиях.

Коллектив цеха, 60 человек, очень горячо взялся за освоение МВ. Впоследствии, когда было решено снять с производства эту машину, коллектив как-то руки повесил – неужели мы недостойны дальше выпускать эту машину. Приятно было принимать участие в Отечественной войне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / История