У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы

Подошли к Малоярославцу. В лоб его брать было невозможно, потому что были собраны большие огневые средства. Я тогда 10-ю бригаду и особый полк Западного фронта бросил с вечера обойти Малоярославец. Они сделали марш 30 км и на рассвете с криками ура атаковали Малоярославец с запада, для немцев абсолютно неожиданно. Немцы все побросали и убежали в юго-западном направлении. 10-я бригада первой поставила свое знамя на городском комитете партии.

Потом начали вести наступление на Медынь […]. Там немец устроил мне одну пакость. Там есть речушка. Мороз большой был, градусов 30, так немцы, сукины дети, взорвали плотину, и пошла вода […]. Передовые отряды все там, а тут ничего не переправишь. Мы быстро разобрали несколько сараев, начали наводить переправу для того, чтобы, хотя людей переправить на ту сторону. Сутки это дело длилось, потом начало подмерзать[…].

Медынь тоже брали ударом с запада, с северо-запада и юго-запада […]. Там мы дрались три дня […]. От Медыни ни одного дома не осталось […]. Я еще писал жене вечером 31 декабря, что подошли к гор. Малоярославцу, будет взят. Жена сейчас это письмо бережет. У меня жена и три сына.

После Медыни мы начали наступать на Мятлево и на Юхнов […].

Я там провоевал до 29-го января. 29-го января меня оттуда вывели. У меня остался уже один штаб. 160 км прошел тогда, больше 200 населенных пунктов освободил по пути, трофеи большие, около 200 орудий, больше 100 танков, а пулеметов ручных, станковых и не помню.

Приехал я в Раменское, начал снова формировать корпус 5-й воздушно-десантный, сформировал. Народ дали хороший. ЦК комсомола дал комсомольцев отборных и все физически здоровые. Обучили мы их хорошо, работали над ними месяцев пять, прыжки давали и уже были по существу готовы к десантной операции. В это время вызвал нас в Москву Генеральный штаб, дал два дня сроку – становитесь гвардейской и пойдете в Сталинград. Это было 3 августа.

6 числа [августа] двинулись на Сталинградский фронт. Прибыли 13-го на ст. Шавлинская, 15 августа уже выходим на исходное положение в районе Трехостровская. Прорвавшаяся группа немцев в составе трех пехотных дивизий, одной танковой застала нашу дивизию на марше, и очень крепко пострадал 117-й полк. Немцы давили прямо гусеницами бойцов, и бойцы не бежали. Подбито было до 70 танков, пушки. Там у меня погиб весь противотанковый дивизион. Немцы сделали тысячи полторы самолетовылетов по дивизии за 15 число и наверно до десяти тысяч снарядов бросили по дивизии, а самое главное, до 200 танков как налетели на 117 гвардейский полк и очень крепко долбали. Сохранился 120-й полк, он был во втором эшелоне. 112-й был на левом фланге к реке. Там погиб заместитель мой, полковник Ковалев, полковник Нетесов, начальник штаба дивизии. Все это краснознаменцы. Погиб командир 117-го гвардейского полка, полковник Чебеев, награжденный орденом Ленина за Западный фронт. Погиб подполковник Киселев, начальник штаба 117-го полка […].

…16 числа остатки дивизии продолжали еще драться с немцами, а в ночь на 17-е переправились через Дон […].

Почему немцы так быстро прорвались к Сталинграду? Мы сосредоточились в поселке Тары с 11 августа. Там сосредоточилась вся 1-я гвардейская армия […]. Мы в районе развертывания разгрузились, сосредоточились и стали выходить в станицу Трехостровскую. Это было с 14-го в ночь на 15-е. Москаленко, командарм 1-ой гвардейской, пишет мне, что я должен подчиняться только командарму 1-ой гвардейской. В ночь с 14-го на 15-е выводим дивизии в район Трехостровской, в Верхнее-Акатово исключительно охрана района, в это положение вышли части. Никакие дивизии не могли бы ничего сделать. Здесь заставили щели рыть. Остальные части, артиллерия все еще продвигались, были в движении.

15 числа в 10 часов я посылаю своего заместителя полковника […] лева в штаб 4-й армии в село Кисляково связаться и узнать обстановку на фронте 4-й армии. Он в 11–30 приезжает весь мокрый, вспотел, и докладывает, что немец на участке 184-1 и 192-й прорвался.

Я, – говорит, – был там, сидит командующий фронтом генерал-лейтенант Гордов. Он приказал немедленно поднять дивизию по тревоге, ликвидировать прорыв.

Я думаю, что что-то не вяжется. Садимся на машину и прямо на КП, к командарму 4. Захожу, докладываю, что командир дивизии прибыл. Он ходит, папиросу курит.

– Ну, дивизия поднялась?

Я говорю:

– Дал распоряжение подготовиться, но не поднял еще. Мне не ясна обстановка.

– Все очень просто, [до] батальона пехоты прорвалось и несколько танков. Немедленно положение восстановить на фронте 4-й армии.

– Разрешите доложить, – говорю, – что дивизия еще на подходе.

– Я слушать не хочу.

Тов. Чернышев вступает в разговор.

– А ты кто?

Я говорю:

– Это командир дивизии.

Он матом:

– Вон отсюда, и слушать не хочу.

Тот говорит:

– Я должен присутствовать.

– Вон отсюда к такой-то матери.