У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы

На следующую ночь перебрался и 339-й полк и вышел на то место, где стоял 351-й полк, юго-восточнее завода «Баррикады», а 351-й полк ушел несколько вперед. Позже, в ту же ночь, вышел 347-й полк и занял рубеж левее, юго-западнее завода “Баррикады”. Он имел задачу также наступать вместе с левофланговой дивизией. В районе Аэропортовского сада мы остались одни. Там мы все время и воевали. Участок был протяженностью километра в полтора. Полоска земли до Волги метров 700–800. У наших соседей: 39 и 19 дивизий земли до Волги оставалось еще меньше.

В разные дни, выполняя одну основную задачу – удержать каждый метр, мы все время имели разные указания в смысле перегруппировки: то выйти вперед, то назад, то подойти к соседям справа или слева. Мне приходилось иметь в своем подчинении отдельные бригады и части соседей, командовать ими в зависимости от того, как складывались обстоятельства. Рубеж все время оставался один и тот же: правый берег реки Волги, несколько западнее завода «Баррикады».

351-й полк занял рубеж завода «Силикат». Наши полки были по 300–350 человек. Противник сосредоточил против них артиллерийский огонь, бомбил с самолетов, и они там сражались до последнего. Погиб комиссар Фролов. Маркелов – начальник штаба – остался за командира полка еще на Котлубани. Маркелов, как будто, жив. Я имею запрос о нем из отдела кадров, и у меня есть письмо, по которому можно считать, что он остался жив.

Я лично сам выводил 351-й полк на исходный рубеж ночью, когда мы еще плохо ориентировались на местности. Правда, нам дали в штабе армии проводников от дивизии, которая там стояла. Сначала мы успешно продвигались вперед и заняли силикатный завод целиком. Подошли уже к западным его стенам. Потом остановились после сильного огня противника, который перешел в наступление. Целый день мы были под ураганным огнем противника, у нас потери были еще с утра и полк был утомленный с марша. Много было в полку раненых. Последний человек, который прибежал ко мне на КП в магазине «Гастроном», был начальник связи. Прибежал перепуганный и доложил, что в полку все погибли. Я дал ему одного своего командира и направил назад к Маркелову с поручением. Он так и не вернулся. Потом это место занял 339-й полк, и тут все время шли бои и днем и ночью с превосходящими силами противника.

…Все мы сохраняли полное спокойствие, и в самые тяжелые моменты, когда нам казалось, что уже нет выхода, мы брали все свои автоматы и были наготове действовать до конца. Ни у кого и в мыслях не было идти. Если смотрели на Волгу, то в ожидании оттуда пополнений и боеприпасов. Каждый сознавал чувство долга. Большое значение имело и то, что командующий армией был рядом с нами.

…Бойцы часто ходили по берегу не укрываясь, а девушки всегда шутили. Кругом минометный огонь, а они сидят и отдыхают – тяжело нести раненых. Не любили тех, кто побаивался.

Фрицы зарывались в землю с пулеметами и их трудно было оттуда выбивать, а ночью они пытались просочиться к нам.

Утром числа 20–22 от меня отправился на переправу мой заместитель по тылу подполковник Шкудов с ординарцем. Они шли по берегу и с ними шли еще случайно два человека. Когда они были на полпути, они увидели у самого берега Волги фрицев. Их было несколько человек. Они вступили с ними в бой. Им удалось уничтожить эту группу немцев. Притащили с собой ручной пулемет и патроны. Если бы они вчетвером не ликвидировали эту группу немцев, те закрепились бы на берегу, и потом для их уничтожения пришлось бы послать целый взвод.

В одном из таких боев мы потеряли своего начальника трофейной команды.

Об отдельных эпизодах лучше могут рассказать непосредственные участники…

Были моменты, когда засыпало наш КП. Однажды засыпало так, что мы ничего не видели и не слышали и не понимали что происходит. Но и здесь все соблюдали спокойствие и люди геройски держались, никто не показывал виду, что перепугался.

После того как переставали стрелять, люди выходили из землянок и блиндажей, спрашивали кто жив, кто ранен, кого убили, кто засыпан. Тут же начинали работать санитарки.

Санитарок у нас все любили. Одного врача не любили за ее нервность, но она была очень старательная и преданная и все время сидела на поле боя и делала перевязки. Потом написала мне письмо о своих впечатлениях о митинге и параде в Сталинграде, где она осталась после нашего ухода.