У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен

17 октября немцы сосредоточили горячий огонь: вели сильную артиллерийскую подготовку и бомбили. Бороться нам было трудно, но удобно. Хорошая маскировка и сектор обстрела. Одно дело – уличный бой; если заползать под развалины, оттуда было удобно их бить. Получилось так, что примерно часа в два появился первый немецкий танк, со мной были два бойца – один заряжающий. Танк выскочил возле пушки. Танкист вылез из танка и смотрит, так что к пушке подойти нам было нельзя без того, чтобы себя не размаскировать. Я знаю, что он от нас никуда не уйдет. Боец мне говорит, что он расстреляет его. Командир полка наблюдал эту картину. Только немец залез в свою башню, я отправился к своей пушке, вышел метров на 70 и прямой наводкой стрельнул по танку. Танк загорелся, танкисты стали выскакивать, а бойцы прибили цель и ни один от нас не ушел. У меня был один старшина, который все кричал: «Ты не стреляй, если себя обнаружишь, плохо будет». Минут через 30 появляются еще 10 немецких танков, и когда они навалились на нас, мы остались у них во флангах. Они отрезают нас, но не видят. Здесь я подбил один танк. Тогда я открыл огонь по башне. Пушка била метко, что твоя винтовка, и я снес всю башню. Через несколько минут подходит большой черный танк и опять меня не замечает. Метров всего 150 расстояние и уличный бой – все видно. Как водой обливает нас снарядами, а пушка моя его не берет. Тогда я повернулся и взял бронебойный снаряд другого типа. Он пробил танк, перебил все гусеницы и убил танкиста. Другие двое убежали. После этого все затихло. Остальные танки в лощине бил наш артиллерийский дивизион. Когда все затихло, мы собрались покурить.

Минут через 30–40 идет опять пехота с танками. Тьма, ничего не видно. Идут в полный рост, и огня ниоткуда не слышно. Бойцы наши как-то стушевались вроде, а мне было все равно, уйти некуда. Старшина струсил и убежал. Тут я говорю: «Давай, Галкин, выбрасывать снаряды у блиндажа». Тут мы начали сбрасывать снаряды. Шло 15 танков с танкетками, из них средний, большой и малый, и тьма пехоты. А у меня было мало картечи для снарядов. На заводе «Баррикады» подбил один танк. 3‑й батальон мог бы прекрасно помочь, но через улицу ничего нельзя было сделать, так как мешали развалины. Ту пушку, которую я так долго сохранял, разбили там. Как только пехота пошла на меня, и автоматчики начали строчить, я давай сыпать картечью. Они так и валятся.

Но картечь у меня вся вышла. Тут ударил миномет беглым огнем. Им остается дойти до меня метров 100, а у меня от нагревания ствол пушки откатился назад. Что делать? Помощи никакой нет. Тогда я посылаю одного бойца доложить командиру полка и командиру батареи о создавшемся положении. Начали стрелять из карабинов. Тогда нам очень помог один пулемет… В это время танки подошли метров на 20, и немцы кричали: «Рус, сдавайсь!» Я картечью одного убил. Как только застрочил наш пулемет, все они залегли. Тут связной возвращается с донесением и говорит, что командир полка требует взорвать пушку и отойти, а я это сделал еще раньше. Людей у нас не было, стало темнеть, немец рядом, и нам пришлось отходить через минное поле. Не знаю, как только остались живы, но другого отхода не было, так как мы были отрезаны. В этот момент у меня одного бойца убило.

1‑й батальон выводил нас из окружения. Со мной оставили двух бойцов.

В это время один немец бросил в меня гранату. Я был ранен и лежал в госпитале. После этого возвратился обратно в Сталинград.

Документ № 31 «В целом по дивизии вышло из строя до тысячи человек» Из беседы с Дмитрием Андриановичем Петраковым – комиссаром 339‑го стрелкового полка.

4 сентября 1942 г. мы стояли в местечке Лесничество Сталинградской области. Пришел приказ выступить и дойти до станции Котлубань. Шли маршем с 5 до 8 до 300 километров, и с рассветом 9‑го числа были у станции Котлубань. В это время на нас налетала авиация. Налет был массированный. Наша походная колонна полка еще не сумела развернуться и шла, вытянувшись, когда началась бомбежка, и нас начали обстреливать из минометов и бить артиллерией. С этого момента полк и вступил в бой. Никаких предварительных разведок не было, местность была совершенно ровной и чистой, видны только впереди высоты, на которых укрепился противник и поливал нас огнем. Тут же на ходу, под бомбежкой и обстрелом, люди начали окапываться. Развернули боевые порядки, и началось наступление на высоты 143, 9 и 154, 2. Потери у нас были большие.