У Земли на макушке

– Степан Иванович, да посмотрите на этих сытых ребят, которых вы за год так откормили, что их родная мама не узнает! Если бы вы видели, с какой быстротой они съедали по две штуки забракованных вами бифштексов (а Толя Васильев – целых три), как после обеда, отдуваясь и сонно моргая глазами, расходились из кают компании, вы бы тут же успокоились, дорогой друг.

Если отбросить все наслоения, рожденные образованием и праздностью, то главное в жизни – это твоя работа. Человек, удовлетворенный своим трудом, – вот воистину счастливец. Я имею в виду не тех, кто, валовая видимость бурной деятельности, с шумом и трескотней грохочет пустыми бочками, а тех, кто без трескотни и шума вокруг своего имени целиком отдается любимой работе, не помышляя о наградах, потому что работа и есть их награда. Таких людей немного, и чаще всего они остаются в тени: все силы вложены в работу, и на представительство их уже не хватает. Впрочем, портреты таких людей, как Степан Иванович, вешают на Доску почета, их сажают в президиум, ими восхищаются, как чемпионами: молодец, я бы так не сумел!

А ведь труд повара не только благодарный, он и обидный: то, во что ты вкладывал свою душу, уничтожается без следа. На Новый год Степан Иванович создал настоящий шедевр: огромную корзину из теста, украшенную кремовыми розами, клубникой и виноградом, да так, что каждый цветочек, каждая ягодка казались настоящими! И уникальный полупудовый торт проглотили за десять минут, а сердце Степана Ивановича радовалось и разрывалось на части: ведь в этот торт он вложил весь свой талант, свою любовь к профессии, к ребятам, для которых еда – одно из главных удовольствий, доступных на льдине.

Целый год с утра до вечера у газовых плит камбуза. Выдалась свободная минутка – берется веник и швабра: мало я видел хозяек, у которых кухня содер– жалась бы в такой чистоте.

Целый год – а ведь Степану Ивановичу немногим более тридцати. Он тоже, как все ребята, хотел бы пойти на торосы, полюбоваться игрой преломляющихся солнечных лучей, просто посидеть, помечтать о жене, дочке, которая родилась уже после его отъезда на льдину. Мне рассказывали, что он любит природу и любит оставаться с ней наедине. Но у Степана Ивановича на себя времени не оставалось. Почитать полчаса перед сном – все, что мог позволить себе до предела утомленный тяжелым рабочим днем человек.

Напоследок еще одна деталь.

На станции жило тринадцать ребят. O каждом из них можно сказать много добрых слов – об одних больше, о других меньше. Каждый из них поработал на совесть, она чиста у всех. Так вот летом, когда сходит снег, лед становится игольчатым, острым, собаки – их на станции две, Жулька и Пузо, – до крови исцарапали лапы. И лишь у одного человека нашлось время, чтобы сшить собакам тапочки и забинтовать пораненные лапы. Это сделал Степан Иванович, добрая душа.

Теперь, после всего сказанного, вас не удивит самая короткая и убедительная характеристика из всех, что я слышал. Панов мне сказал:

– Если в будущем мне вновь доверят руководство станцией, первым, кого я внесу в список личного состава, будет Степан.

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ ВЛАДИМИРА ПАНОВА

Характер человека раскрывается в кульминационные минуты жизни, когда ею поставлен вопрос: «Быть или не быть?»

В эти минуты вдруг обнаруживается, что мы почти ничего о человеке не знали: кульминация может превратить тихого и скромного парня в героя, а задиру и грубияна – в трусливого зайца.

Мгновение, чреватое взрывом, освещает человека, как прожектор, от луча которого скрыться невозможно. На раздумье дается одна секунда, взвешивать все «за» и «против» времени нет, и решение нужно принимать не только умом, но всем своим подспудным опытом, своим отношением к жизни.

Когда в разговоре с ребятами упоминалось имя Панова, мне с удивительным постоянством задавали один и тот же вопрос:

– А вам не рассказывали, как он заставлял нас давиться чаем?

Эту историю я слышал несколько раз. А вдруг дополнительные подробности?

– Нет, не рассказывали.

– Дело было так…

Февраль, полярная ночь. Ребята сидели в кают-компании, пили чай и вели вечный спор о том, какую кинокартину сейчас запустить – «Берегись автомобиля» или «Тридцать три». И ту и другую смотрели уже раз по десять, а дежурный по лагерю, имевший диктаторские права, колебался.

И вдруг в кают-компанию позвонил метеоролог Георгий Кизино: под его домиком только что прошла трещина, ее ширина уже сантиметров двадцать, и она продолжает расширяться!

Все вскочили со своих мест и ринулись к дверям.

– Побежали вытаскивать оборудование! – крикнул кто-то.

– Вещи!

– Быстрее, по дороге шубу наденешь!

И в этот момент, когда разгоряченные опасностью ребята готовы были высыпать на улицу, послышался тихий голос Панова:

– Чай остынет. Садитесь за стол, будем допивать чай.

Эти слова были столь неожиданны, что все остановились.

– Какой там, к черту, чай? – не выдержал кто-то.

– Все за стол, – тем же ровным голосом повторил начальник станции. – Нужно допить чай.