Уайнсбург, Огайо. Рассказы

Вот как я ему сказал. Ну, сроду не видал я такого благородного обращения. Рядом с той крошкой, которая на меня уже раз-другой успела глянуть и я на нее тоже, причем оба мы краснели, сидел какой-то толстяк, и что, вы думаете, сделал ее брат, – обернулся к толстяку и попросил его поменяться со мной местами, чтоб нам всем сидеть вместе за компанию.

Оборжаться можно, силы небесные. Вон как все вышло. А я-то, болван, побывал в баре при гостинице «Западные апартаменты» и выпил там только потому, что мне подвернулся франтишка с тростью и в этаком модном галстуке, – сам все испортил, налакался виски просто так, для важности.

Конечно же, она все поймет, как только я сяду подле нее, сразу почувствует спиртной перегар в моем дыхании. Я сам готов был дать себе хорошего пинка, так, чтоб вылететь с трибуны, промчаться по ипподрому и побить чуть ли не все рекорды, какие в том году установили разные клячи.

Девочка-то была не какая-нибудь дурнушка. Ничего б я не пожалел в тот миг за одну-единственную жевательную резинку, чтоб сунуть ее в рот, или за мятную лепешку, или за лакричную палочку, или за что угодно. По счастью, у меня в кармане были двадцатипятицентовые сигары, и я немедля угостил паренька да как бы кстати закурил и сам. Тут толстяк встал, мы поменялись местами, и я плюхнулся на скамью с нею рядом.

Мы стали знакомиться, и оказалось, что подружку этого паренька звать мисс Элионор Вудбери, а отец ее владелец бочарной мастерской где-то в Тиффине, штат Огайо. Самого паренька звать Уилбер Уэссен, а сестренку его – мисс Люси Уэссен.

Наверно, оттого, что у них были такие благородные имена, я опять смутился. Конечно, если человек одно время обхаживал скаковых лошадей да и сейчас работает конюхом у агента по доставке и хранению разного товара, от этого он не стал ничуть хуже других. Такое мое мнение, и я его никогда не скрывал.

Но вы же знаете, как это выходит по молодости лет. Было что-то неотразимое в ее прелестном платье, и в ее прелестных глазах, и во взгляде, который она на меня бросила незадолго перед тем через плечо брата, и я ответил ей взглядом, и оба мы покраснели.

Не мог же я выглядеть перед нею пустым ничтожеством, правда?

И я свалял дурака, вот как. Взял да и назвался Уолтером Мейзерсом из Мариэтты, штат Огайо, а потом преподнес всем троим самую чудовищную ложь, какую только можно выдумать. Я сказал, что у моего отца есть конь по кличке Бен Игого и он передал этого коня Бобу Французику, потому что семейная гордость не позволяет нам самим участвовать в скачках, то бишь от собственного имени. И я пошел трепаться, а они все трое наклонились ко мне и слушали, и глаза у мисс Люси Уэссен ярко блестели, и я врал, как сивый мерин.

Я рассказал, какой у нас особняк в Мариэтте, какие там огромные конюшни, а сам дом, кирпичный, неописуемой красоты, высится на взгорье, прямо над рекою Огайо, но у меня все же хватило соображения не слишком хвастать. Я всего-то-навсего завел разговор на эту тему, а потом они сами стали меня расспрашивать. Я же, как только мог, делал вид, будто мне неохота рассказывать. Ведь у нас и в помине нету никакого бочарного производства, и с тех самых пор, как я себя помню, мы всегда были бедные, но никогда и ни у кого не просили, а мой дед, родом из Уэльса, он там… Ну, да это неважно.

Так мы сидели и трепались, будто были знакомы уже долгие годы, и я еще наврал им, что, по мнению моего отца, этот Боб Французик, может статься, не совсем чист на руку, и я приехал в Сандаски с поручением тайком выведать все, что можно.

И я наврал, будто узнал все про очередной заезд, в котором должен был участвовать Бен Игого.

Я сказал, что сперва он проиграет, будет ковылять, как хромая корова, зато потом наберет прыти и всех обскачет. А в подкрепление своих слов я вынул из кармана тридцать долларов, вручил мистеру Уилберу Уэссену и попросил его сделать мне такое одолжение – после первого заезда поставить эти денежки на Бена Игого при любых условиях. Вся штука в том, сказал я, что самому мне нельзя показываться на глаза Бобу Французику и конюшим.

И точно, первый заезд кончился, и Бен Игого сбился с шага на последней прямой, а потом словно одеревенел или захворал чем-то и пришел последним. Тут Уилбер Уэссен спустился в контору букмекера под трибуной, а я остался с двумя девчонками, и когда мисс Вудбери на миг отвернулась, Люси Уэссен как бы нечаянно, ну, понимаете, коснулась меня плечом. Не украдкой, нет, я не про то. Сами знаете, на что способны женщины. Они придвигаются совсем близко, но как бы невзначай. Сами знаете как. Оборжаться можно.

А потом они меня удивили. Они надумали без моего ведома скинуться и порешили, что Уилбер Уэссен поставит пятьдесят долларов, и девчонки побежали вниз, и каждая поставила по десять долларов своих собственных денежек. Мне и тогда уж стало тошно, а потом и того тошней.