Уайнсбург, Огайо. Рассказы

– Обратиться бы во что-то иссохшее, неживое, – пробормотал он, глядя на палые листья, усеявшие траву. – Стать бы как сухой лист, уносимый ветром. – Он поднял голову, посмотрел вдаль, туда, где за деревьями виднелось озеро. – Я устал и хочу стать чистым. Я – человек, а меня всего оплели какие-то ползучие путы. Умереть бы, и пусть ветер несет меня над бескрайними водами, – сказал он. – Больше всего на свете я хочу быть чистым.

Из сборника «Кони и люди»

Ну и дурак же я (в переводе Виктора Хинкиса)

Это было для меня тяжким ударом, пожалуй, самым тяжким за всю мою жизнь. А вышло все к тому же по собственной моей дурости. Иной раз как вспомню, так хочется плакать, ругаться или самому себе дать хорошего пинка. Может, теперь, когда прошло уже много времени, я почувствую облегчение, если расскажу эту историю про свою безмозглость.

Началось все в один прекрасный день, в октябре, было три часа, и я сидел на трибуне ипподрома в Сандаски, штат Огайо, и глазел на осенние рысистые испытания.

Сказать по правде, я уже тогда понимал, какое дурацкое занятие вообще сидеть на этой трибуне. Минувшим летом я решил уехать из родного города вместе с Гарри Уайтхедом и с одним чернокожим по имени Берт, подрядился работать конюхом и ухаживал за первой из двух лошадок, каких Гарри в том году готовил к осенним бегам. Мама пролила много слез, а моя сестра Милдред, которая осенью хотела поступить учительницей в нашу городскую школу, перед моим отъездом целую неделю бесновалась, и бранила меня, и бегала по всему дому. Обе они считали, что это просто срам, если кто из нашего семейства станет работать конюхом при скаковых лошадях. Сдается мне, на самом деле Милдред боялась, что это помешает ей получить место, которого она домогалась так долго.

Но мне-то надо было в конце концов работать где-нибудь, а ничего лучшего не подворачивалось. Не может же рослый, нескладный девятнадцатилетний малый без дела торчать дома, а косить газоны у чужих людей и продавать газеты я был неспособен, вышел из этого возраста. Разные малыши, которые подкупают прохожих своим ничтожным ростом, вечно отбивали у меня работу. Был в городе один ловкач, он обычно говорил всякому, кому надо было выкосить газон или очистить бак для воды, будто копит деньги, чтобы в колледж поступить, и я ночей не спал, все придумывал, как бы ему по-тихому насолить. Я все время мечтал, что его переедет фургон или же кирпич свалится ему на голову, когда он пойдет по улице. Ну да ладно, не об этом речь.

Пристроился я помогать у Гарри и очень подружился с Бертом. Мы отлично ладили. Это был чернокожий верзила, ленивый, неповоротливый, с добрыми, ласковыми глазами, но если доходило до драки, он мог врезать не хуже Джека Джонсона[3]. Он выезжал Буцефала, здоровенного иноходца вороной масти, который мог проскакать дистанцию за две минуты и девять или десять секунд, а я – небольшого меринка по кличке Доктор Фриц, и стоило Гарри только пожелать, меринок этот всю осень в любом заезде приходил первым.

Уехали мы из города на исходе июля в товарном вагоне вместе со своими лошадьми и с тех пор до конца ноября разъезжали по ипподромам да по ярмаркам. Верьте слову, для меня это было золотое время. Теперь я иногда подумываю, что те ребята, которые дома получают приличное воспитание и не имеют такого славного друга, как негр Берт, и учатся в школах да в колледжах, и сроду ничего не украли, ни разу даже не подвыпили, не выучились ругаться у знатоков, не прошлись без пиджака, в рубашке и грязных, выпачканных на конюшне штанах вдоль трибуны ипподрома, переполненной разодетой публикой… Эх, да что говорить! Эти ребята и не нюхали настоящей жизни. Не было у них возможности.

А у меня вот была. Берт меня выучил и лошадей чистить, и бабки им перебинтовывать после забега, и прогуливать их, чтоб остыли, и еще многому такому, что для всякого полезно знать. Он умел перебинтовывать бабку лошади до того ровно, что и заметить было невозможно, кроме как по цвету, и к тому же он был искусный наездник и наверняка мог бы прославиться, как Мэрфи, и Уолтер Кокс, и все прочие, не будь он чернокожий.

Оборжаться можно, такая это была славная жизнь. Приезжаешь в главный город округа, скажем, в субботу или в воскресенье, а ярмарка начинается во вторник и длится до вечера пятницы. Доктор Фриц пробегает дистанцию, скажем, за 2 минуты 25 секунд во вторник, а в четверг Буцефал легко обходит всех в общем заезде. Остается еще довольно времени погулять, послушать разговоры о лошадях, поглядеть, как Берт осадит какого-нибудь слишком развязного проходимца, и узнаешь про коней и про людей, и усвоишь многое, на всю жизнь довольно, если, конечно, у тебя хватит ума запасти впрок то, что ты слышал, видел и испытал.