Кто знаком с городом Чикаго и его обитателями мужского пола, первым делом подумает – что-что, а любовника здесь найти немудрено. Поэтому, когда мой друг по фамилии Лерой рассказывал мне про хромоножку из Айовы, я начал смеяться, но ему было не смешно. Он покачал головой.
– Не так все просто, – заметил он. – Будь это легкой задачей, и рассказывать было бы нечего.
И попытался объяснить:
– Стоило кому-нибудь из мужчин подойти к ней, она отчаянно пугалась. А они всегда ей улыбались, пробовали завязать разговор. Приглашали кто поужинать, кто в театр, но даже пройти с мужчиной по улице она отказывалась наотрез. Вечерами никогда не выходила из дому. Если в прихожей кто-нибудь останавливался и заговаривал с ней, она опускала голову и убегала к себе. Один жилец, молодой приказчик из галантерейного магазина, уговорил ее однажды посидеть с ним на крыльце.
Этот юнец не лишен был чувствительности и взял соседку за руку. Тут она заплакала, он перепугался, поспешно встал. Положил руку ей на плечо, хотел объяснить, что у него и в мыслях не было ничего дурного, но, едва он ее коснулся, женщина вся затряслась от ужаса.
– Не трогайте меня! – закричала она. – Не смейте меня трогать!
Она подняла такой крик, что прохожие замедляли шаг и прислушивались. Перепуганный приказчик сбежал. Заперся у себя в комнате, стоял за дверью и слушал.
– Это она нарочно, – вымолвил он дрожащим голосом. – Хочет втравить меня в скверную историю. Я ж ей ничего худого не сделал. Все вышло случайно, да и что тут такого? Только и дотронулся еле-еле до ее плеча.
Лерой, наверно, раз десять принимался мне толковать про женщину из Айовы. Все мужчины в том доме ее возненавидели. Она словно бы и смотреть ни на кого не хотела, но и покоя им не давала. На все лады старалась привлечь их, но всякого, кто поддавался и пробовал за нею поухаживать, тотчас отталкивала. Бывало, станет нагишом в ванной перед дверью в коридор, где снуют взад-вперед мужчины, а дверь оставит приотворенной. Входит в гостиную на первом этаже, когда там мужчины, и, никому ни слова не говоря, бросается на диван. Так и лежит, раскинувшись на диване – рот приоткрыт, глаза устремлены в потолок. Казалось, всем существом она чего-то ждет. Ее присутствие заполняло комнату. Мужчины стояли поодаль, притворяясь, будто и не видят ее. Громко разговаривали. Но, охваченные смущением, один за другим старались незаметно улизнуть.
И однажды вечером женщине предложено было выехать. Кто-то, возможно, приказчик из галантерейного магазина, поговорил с хозяйкой, и та не стала мешкать.
– По мне, съезжайте-ка прямо сегодня, нечего откладывать, – услышал Лерой. Хозяйка, женщина уже немолодая, стояла в коридоре перед дверью той, из Айовы. Голос ее разносился по всему дому.
Художник Лерой, долговязый, тощий, всю жизнь предан был возвышенным идеям. Страсти разума возобладали в нем над страстями плоти. Доходы его ничтожны, и он остался холостяком. Пожалуй, у него и возлюбленной никогда не было. Плотские желания ему не чужды, но для него они отнюдь не главное.
В тот вечер, когда женщине из Айовы велено было выехать, она подождала, чтобы, по ее расчетам, хозяйка спустилась к себе, а затем вошла к Лерою. Было часов восемь, Лерой сидел с книгой у окна. Женщина без стука отворила дверь. Без единого слова пробежала по комнате и упала перед художником на колени. Из-за своей хромоты бежала она точно подбитая птица, рассказывал Лерой, глаза ее горели, дыхание прерывалось.
– Возьмите меня, – выговорила она, вся дрожа, и прильнула лицом к его коленям. – Возьмите меня, скорее! Надо же начать! Не могу я больше ждать. Сейчас же возьмите меня!
Попробуйте вообразить, как ошеломлен был Лерой. Насколько я понял из его слов, до того вечера он едва замечал соседку. Наверно, он был к ней равнодушнее всех мужчин в доме. И вдруг новая неожиданность. Когда хромоножка вбежала к Лерою, следом вошла хозяйка, и он оказался лицом к лицу с обеими. Женщина из Айовы, вся дрожа, пугливо съежилась у его ног. Хозяйка пылала негодованием. И тут Лерой нашелся. Его поистине осенило. Он взял коленопреклоненную женщину за плечо, встряхнул. Сказал быстро:
– Ну же, веди себя прилично! Я свое слово сдержу. – И, улыбаясь, пояснил хозяйке: – Мы давно помолвлены. Но поссорились. Вот она и приехала, чтоб быть поближе ко мне. Она немного нездорова и слишком волнуется. Теперь я ее увезу. Не беспокойтесь, прошу вас. Я ее увезу.
Вдвоем они вышли на улицу, и тогда женщина перестала плакать и позволила Лерою взять ее за руку. Страха как не бывало. Лерой тотчас нашел для нее комнату в другом доме, потом повел ее в парк, и они долго сидели там на скамье.
Все, что рассказал мне Лерой о той женщине, только утверждает меня в мысли, которую я высказал, когда мы с доктором бродили в горах: никому не дано слишком глубоко вникать в чужую жизнь. До полуночи просидел Лерой на скамье в парке, разговаривая с той женщиной, и еще не раз они встречались. Но дальше этого не пошло. Похоже, она возвратилась домой, на Запад.