В общем-то, он и есть покойник. Зомби. Одно слово — человек без тени.
Скиталец добрался на Воробьиную плешь, рассыпал на землю овсянку. Прислонился к дереву, наблюдая, как слетаются на корм — нет, не воробьи и вообще не городская живность. Нечто совсем другое. Подарок уайтбола.
«Шагреневые» птицы. Когда исчезнут все — пустота вернется окончательно.
Полтора часа назад птиц стало на одну меньше: в огромном кирпичном доме неподалеку от метро Алексеевская…
…А больше их почему-то в последнее время не становится.
Женщин угадывать легче, чем мужчин. Малознакомых — легче, чем хорошо знакомых… Труднее всего угадать себя. Иногда кажется: если попасть в точку — проклятие уайтбола рухнет. Но это, скорее всего, не так.
Трех пернатых скиталец убрал собственными руками. Точнее — руками уайт-хантера. С первыми двумя все было исходно ясно: стервятники. Если оставить им жизнь — ополовинят стаю.
С третьим — еще хуже. Этот герой боролся с уайтбол-террором. По ходу дела семимильными шагами двигался к президентскому креслу… Если бы, не дай бог, дошел — террор показался бы безобидной сказкой на ночь, по меньшей мере — уайтболистам…
Улисс поднял глаза к небу, спросил неизвестно кого:
— Почему так получается? В чем мы провинились?..
Небо промолчало. Маски — тоже. Скиталец попробовал задуматься — мысли исчезли совсем. На секунду вокруг сгустился туман. Когда рассеялся — лес и птичья стая оставались на месте, вообще все было по-прежнему. Только про убиенного на Алексеевской «шахматиста» Улисс напрочь забыл.
…Шахматист. Его долгая партия сводилась, как положено, к перемещению фигур на доске. В реальности они при этом тоже перемещались. Очень хорошо играл — еще в школе стал мастером спорта.
…Та птица, которая бродит особняком, подбирая овсянку по самому краю — это Мила. Раньше клевать отказывалась, сидела, нахохлившись. Теперь депрессия прошла, но все равно пташка держится в стороне.
Она «дотронулась» два года назад. Белым мячом обзавелось некое агентство недвижимости. Чья это была ширма и какого черта они собирались там делать — уайтбол их знает. В порядке эксперимента руководитель пихнул в зону аномалии собственную секретаршу. У девушки хватило ума не рассказывать по возвращении, чем ее благословил мяч.
А он ее благословил телепатическим даром. Теперь стоило Миле посмотреть на человека — вся изнанка человека была, как на ладони. Удобно, конечно, но… не в коня корм. Пару дней бешеными от ужаса глазами девушка наблюдала содержимое чужих мозгов. На третий день бросила заявление на стол, заперлась дома, боялась выйти даже за хлебом.
С Милой исходно было ясно: с «подарком» — не жилец.
Десяти минут общения с ней скитальцу хватило под завязку. Все десять минут он успокаивал себя тем, что пока она рассказывает о своих проблемах, ей некогда шарить в мозгах собеседника. Потом сломался и без всякой моральной подготовки выдал то, с чем пришел: предложение перебраться в Три мира.
Она замерла с чашкой, не донесенной до рта. Потом со всей силы шарахнула кулаком по столу, схватила кофейник, швырнула на пол, разрыдалась, убежала в соседнюю комнату и заперлась там.
Несколько минут Улисс ждал, изучая аквариум с какими-то ящерицами. Мила не появлялась.
На следующий день ему пришло раздраженное письмо килобайт эдак на десять. Кроме эмоций в нем содержалось согласие покинуть Землю. Суть сводилась к тому, что раз она (Мила) такая серьезная обуза даже для товарищей по несчастью, хотя они (эти товарищи) ничем не симпатичнее всех остальных уродов, то она уберется куда угодно — хоть в космос, а лучше — еще дальше. Письмо заканчивалось лозунгом: «Ненавижу двуногих!»
Страшная штука — идеализм. Как змея, греющаяся на солнце. Безобидна, пока не наступишь ей на хвост.
…Наверняка девушке понравилось на Эребе. В этом мире разного калибра ящеры преобладают над прочей фауной, включая двуногих. Учитывая страсть телепатки ко всяким ползучим — змеям, черепахам, саламандрам…
— И сама на рептилию похожа, — ядовито высказалось Эго.
— Все мы не ангелы, — ответствовал Резонер.
— Уж вы-то — точно, — вздохнул Комендант…
Неожиданно для себя скиталец обнаружил, что уже пару минут смотрит на какие-то дамские сапоги. Поднял взгляд:
— А… привет.
Женщина кивнула:
— Привет. Реакция у тебя стала ни к черту, братец.
— Осторожнее. Ты чуть не наступила на свою собственную птицу.
Ева улыбнулась:
— Дуркуешь, значит. Расслабляешься. А почему нет? Если бы моя «стая» была такой же симпатичной, как твоя — мне бы, наверно, тоже нравилось дурковать.
— Зачем пришла?
— Пообщаться. Тошно, Улисс.
Располнела. Кожаное пальто — в натяг. Макияж не скрывает мешков под глазами: похоже, «сестренка» только что из запоя.
Несколько лет назад она была красивой.
— Брось пить. Займись спортом.
— Поздно, братец.
— Что значит — поздно?
Ева пожала плечами:
— Пока вокруг женщины вьются мужчины — все в порядке. Если начинают крутиться мальчишки — значит, вышла в тираж. Да! Тут один… самый ушлый, похоже — не просто жигало.