Уайтбол (СИ)

— Сейчас… И журавлей, наверно… а, ни фига, уже далеко.

— Бог с ними. Кстати, насчет животных: если увидишь кенгуру — не торопись делать вывод, что мы в Австралии.

— Понятно. Бедные географы, они-то как тут работают…

Я несколько раз щелкнул панораму и заодно — ковыль под ногами.

— Готово?

— Ага, пошли.

Мы потихоньку двинулись вперед, глазея по сторонам.

— Географы, Миша, здесь работают точно так же, как и остальные. Собирают данные.

— И все? Пять лет — только сбор данных?

— А тридцать пять лет не хочешь? Именно столько мы пасемся на Ганимеде, — он вздохнул:

— Собираем данные.

— Не совсем одно и то же. От вашего собирательства немало практической пользы.

Резкий порыв ветра чуть не сбил нас с ног. Второй порыв. Третий. Ри опустился на землю, сел по-турецки, жестом пригласил меня — мол, давай переждем. Вслух сказал:

— Практическая польза есть, но до фундаментальных открытий еще очень далеко. В частности, таинственное поле Города остается таинственным. Ничего не изменилось за тридцать лет. Природа неизвестна, характеристики неизвестны, источник неизвестен… Уайтбол, надо думать — аналогичное поле. Вряд ли стоит рассчитывать на быстрые результаты.

Наверно, не стоит. Это все — моя глупая детская вера в могущество человеческого разума. Чувства говорят другое. Глянь на эту штуку хоть снаружи, хоть изнутри… Как ее вообще можно изучать? Все одно, что анализировать картины Сальвадора Дали с точки зрения физики и биологии…

— А чем таинственное поле уайтбола похоже на таинственное поле Города?

— Поведением. Вот, например: приходилось наблюдать, как в «муравейнике» сами собой появляются новые залы и коридоры. Теперь смотрю на все эти архитектурные изыски белого мяча и испытываю стойкое дежа вю.

— Ага. А еще?

— Я покажу, если получится.

Он поднялся на ноги.

— Пойдем, Миша. Похоже, стихия взяла тайм-аут.

Не то, чтобы тайм-аут, но уже можно идти. Мы отправились дальше. Панорама не менялась, ветер продолжал носиться, как оголтелый, по степи… В такт его порывам мои мысли стихийно мотались от Города к уайтболу и обратно…

Ни с того, ни с сего вспомнилась сцена в среднеросской гостинице: Вик взбалтывает водку в стакане, смотрит на меня тяжелым взглядом и бормочет: «Это, знаешь… через циклопа шло…»

— Слушай, Ри… а ведь наше поле может себя проявлять и в Среднеросске, скажем?

— Хоть на Амазонке, Миш. Все, что у нас есть на сегодняшний момент — эмпирика.

…Тут мне показалось — что-то не так вокруг. Понял почти сразу: солнце малость съехало. В начале было чуть на западе, теперь — чуть на востоке… Незаметно так съехало за полдень, от вечера к утру. Ладно, пусть. Здесь это, наверно, в порядке вещей.

Позже-то я догадался: любое чудо, происходящее с солнцем — сигнал. Причем, не кому-нибудь, а мне лично. У других свои сигналы. О чем? Спросите, чего полегче. Квест своего рода…

Я вернулся к разговору:

— Одна из завиральных гипотез Вика: он является «переносчиком вируса уайтбол».

— Нет дыма без огня, — пожал плечами биофизик. — Об «энергетических скафандрах» циклопов слышал? Чем дольше мы общаемся с партнерами, тем меньше уверенности, что они напяливают эти самые «скафандры» осознанно. Может, и на Вика… напялилось.

— У нас речь шла, гм… о некоторых мистических вещах. У циклопов-то «скафандры» все-таки для утилитарных целей.

— Миш, «скафандр», вероятнее всего — то же самое неведомое поле. Было бы странно ограничивать возможности неизвестного одной-единственной очевидной функцией.

— Тоже верно.

— Что касается «мистики»… Уж ей-то мы сыты по горло. Одна только «комариная речь» чего стоит.

— «Комариная речь»? Впервые слышу.

— Неудивительно. Это — наш рабочий жаргон. Ни одной вразумительной теории пока предложено не было.

Ри остановился: справа, в траве, промелькнул какой-то зверек. Тушканчик, что ли? Хотя, может, и мартышка, кто их тут знает… С минуту мы стояли на месте, но больше ничего не увидели. Биофизик махнул рукой: мол, идем дальше.

…Тут словно какой-то рубильник щелкнул у меня в мозгах. Сознание раздвоилось. Мы продолжали идти по колено в ковыле, вокруг — только степь и ветер, напарник говорил что-то, я отвечал… Одновременно я находился в муравейнике, беседовал с циклопом. Ри то сливался с циклопом в одно целое, то ускользал обратно в степь — тогда у меня было сразу два собеседника.

В «космической» версии реальности мы никуда не шли. Я сидел по-турецки на мягком полу Города. Циклоп… сидел? лежал?.. напротив, вооруженный древним коммуникатором. Коммуникатор — здоровый и неудобный. На ходу не поговоришь, только… сидя? лежа?.. одним словом — в статике. Интересно, откуда эта архаика? Сейчас уже такими не пользуются…

…Когда два моих собеседника, степной и космический, сливаются в одно целое — в наушниках стереофония. Когда разъединяются — каждый говорит свое. Циклоп оккупировал мое правое ухо, человек — левое…

— Миш, ты в курсе, сколько у циклопов разговорных щупальцев? — звучит в обоих ушах.

— В одних статьях писали — три, в других — два.

Два щупальца циклопа по очереди трогают приемную панель. Одновременно слышу: