Убеди Меня Жить

Тот ни в коем случае не думал заставлять себя делать то, что он сможет отложить на потом, и, усмехнувшись над своей нерешительностью, над тем, как подобными действиями он смотрится в глазах своего соседа, вернулся к постели, вскоре заняв место на свободной кровати.

– Критика чистого разума, – поворачиваясь на бок, и, открывая взору Владимира обложку книги, указывая на нее пальцем, сказал его сосед, – читал?

Тот, вздрогнув от неожиданного диалога, совсем не прогнозируемый им, ответил:

– Нет, – перенося взор с потолка на лицо Антона ответил тот

– Иммануил Кант, – с решительностью на лице и строгим, палящим взором, будто бы проверяя какую-либо теорию, настаивал тот

– Ага, – слегка изумленно ответил Володя

Тот, вновь заложив книгу в свои ноги, отвернулся от Владимира, и, с лицом полным безразличия заложил свои ладони под голову поверх подушки, и, устремив свой взор на потолок, – хотя Володя готов был поклясться, что, но уходит в разы дальше, чем просто на крышу, – принял маску полного безразличия и роль скучающего человека, изредка зевающего, и, казалось бы, сетующего на жизнь.

– А о чем она? , – желая растянуть нить, что выпустил из своих рук его сосед, и догадаться, какой длины его клубок, начал Владимир

– Ты меня не услышишь, – с выработанной дерзостью и грубостью, безразличием, которое, он, казалось бы, применял уже сотни раз до Владимира, сказал тот, – а если услышишь, так не захочешь понимать, а коли поймешь, так не пожелаешь делать. Знакомая цитата?

– Нет… – с небольшой паузой проговорил тот, казалось бы, перебирая всю свою память малопрочитанных книг

– Александр Дюма. Виконт де Бражелон, – с небольшой ноткой энтузиазма рассказывал тот. В его голосе послышалась та импульсивность, тот интерес, который возникает тогда, когда человек говорит о том, чем проникнулся настолько, что готов был поверить, что написал это сам, – Завершающая сага трех мушкетеров. Ах! Право, насколько эта книга велика и умна. А современные литераторы ставят ее в один ряд с детской литературой! А сейчас в наше время, когда те же люди сетуют о том, что современное поколение настолько тупое, что не способно прочитать даже самые отдаленные сказки, я вспоминаю, как они, в их юные обители, пытались засунуть огромные булыжники, но перед этим не расширили пещеру их познания. Глупцы! Не должно убийце стоять на могиле своей жертвы…

– Александр Дюма? , – невольно перебил его Владимир

– Да! , – подскочив и оперевшись на локти, с настоящим пламенем в глазах и огнем в душе проговорил и посмотрел на Владимира Антон, – а ты откуда знаешь? До…

– Догадался, – закончил фразу его собеседник.

– Как жаль! , – с полным огорчением, и, казалось бы. настоящим отчаянием, что можно было судить по тому, что он с силой упал на свою кровать, проговорил Антон. Но, через пару секунд, тот вернул свой взгляд к лицу своего собеседника, казалось бы вдохновленный каким-либо собственным умозаключением, – Нет! Ведь это не так плохо. Ты можешь понимать! А это уже настоящая половина.

Через мгновение тот поднялся, подошел к шкафу, и, молниеносно его вскрыв, жестом подозвал Владимира подойти.

Тот, не менее быстро поднявшись, встал подле своего соседа, и, устремив взор на убранство шкафа, был шокирован.

Он был полностью наполнен книгами. Быстрым взором тот определил, что они были категоризированы и рассортированы по неведомым ему признакам.

– Здесь все, – горящими глазами проговорил он, – все. Моя любимая библиотека. Философия, романы, технические руководства. Запрещенная литература. Бери, что хочешь, читай, когда хочешь

Владимир слегка пошатывался. У того помутнело в глазах. Такое количество знаний! Он взял одно из изданий в руки. Книга была старше их обоих.

– У тебя хороший вкус! , – его взор, казалось бы, был готов по настоящему сжечь его, если тот не был бы готов принять его огонь в свою собственную душу. Он перехватил книгу, и, покрутив ее в руках, показал ему название, – Арман дю Плесси. Политическое завещание или основные принципы управления государством! Ах!

Тот вновь повернул ее обложку к себе, и, казалось бы, вновь ушел в необычные, – странные, – дебри собственного разума. Вдруг, опомнившись, тот встряхнулся, вновь передал ее своему соседу, и наказал:

– Не испорть и не потеряй. Не только эту книгу, но эту особенно. Ее не найдешь во всей России, а переведенную – подавно!

Владимир, казалось бы, все-таки принял это вдохновляющее пламя. Коли не все, так ее искру, и теперь огонь горел уже в его взоре. Он, прижав эту книгу ближе к сердцу, будто маленького малденца, поклонился своему соседу, пробормотав ласковые слова благодарности, и, присев на кровать, начал было бережно, ласковее, чем женщину, брать кончиками пальцев и перелистивать ее страницы.