Убегать непросто

Хозяин по-прежнему смотрел на него внимательно, пронзая взглядом, как угольком папироски, дымящейся у него во рту. В присутствии этого человека Шэнь ощутил себя мальчишкой на линейке первоклассников. Быстро, но не мельтеша, он достал из холодильника вонтоны и, разогрев фритюр, бросил несколько штук. Запахло маслом и рыбой. Взбил соевый соус с яйцом и парой капель жидкого кайенского перца, присыпал вонтоны зеленью и поставил перед Демингом. Тот одобрительно хмыкнул, бросил папиросу в банку и принялся за еду. Шэнь пристроился справа от хозяина, в углу стола, налив себе кружку свежего пуэра. Ему нравилось наблюдать за тем, как ест этот усталый человек: властным движением сжимает вонтон и топит его в соусе, затем целиком отправляет в рот, умудрившись не испачкаться и с хрустом прожевывает, уже потянув следующий. Одно удовольствие! Видно было, что еда доставляет ему истинное удовольствие. Отец всегда жевал медленно, словно лошадь в стойле, при этом выражение лица у него было равнодушное, чуть ли не жалобное. Управившись с вонтонами, он снова закурил, глядя на глядя на картину с синьгой в пруду. Где-то в глубине квартала ругались соседи, верно снова обнаружив, что дочь сбежала к любовнику. Молчание прервал хозяин.

– Я уважаю трудолюбие. Вижу – до ночи работаешь, утром за учебу садишься. Сын мой не такой получился. Говорит много, успевает мало. Нет в нем страсти к работе. Все на другого перекладывает, а другой так не сделает, как я сделаю. Верно, в отца жены, он политиком хотел стать. – Деминг помолчал немного, выпуская дым в пустоту, а Шэнь не дышал, слушая его. Он впитывал каждое слово хозяина, впитывал так,как может впитывать только тот, кто не получил напутственного слово от родителей. – Сяо хо-цзы¹⁹, ты не меняй характер, не слушай никого. Верной дорогой идешь. Если спотыкаешься, то умнее станешь, кочки только запоминай. Если ни разу не споткнулся, то и не поднялся ни разу. Если не споткнулся ни разу, то и не рассыпал ничего, не прорастет нового, не за чем будет ухаживать. В такой жизни смысла нет, разве что землю нагружать… – голос у него дрогнул, и он оборвал сам себя, – ночь на дворе, вставать рано. Пойдем в постели. Все чай твой, душу бередит. Ни у кого такой чай не выходит. Отправлю жену к тебе обучаться, – и он засмеялся чуть сиплым своим смехом.

С того дня Шэнь твердо решил стать таким же, как хозяин дома. На русское имя откликаться перестал, предложил выбрать дочерям Деминга новое имя для себя. С девочек обычно спрос невысокий, потому и нарекли они его именем симпатичного актера. Шэнь по-прежнему рано вставал, трудился допоздна, изредка пил с Демингом чай, звонил родителям и покупал по утрам жареные блины. Но что-то в нем неуловимо изменилось. Если бы он чаще смотрелся в зеркало, то понял бы, что глаза его изменились. Он сужались, как глаза кошки во время охоты. В них сквозила жесткость. Мужское «я».

Сегодня он может гордиться собой. Собственный бизнес здесь и в Китае, коттедж по личному заказу, машины. С Демингом он так и ведет дела, но общение у них уже совсем другое – на равных, по – партнерски. Бесконечно Шэнь ему благодарен за те вечера с чаем, когда тот обучал его жизни, подталкивал к переговорам в России. Шэнь так и не понял, как ему удалось уговорить отца скрыть от матери их авантюру с бизнесом. Когда она узнала, шла уже пятая партия платьев, раскупленных по предзаказу. Мама закрылась в кухне и не менее часа плакала, гремя кастрюлями и холодильником. На ее языке это означало: «тружусь для вас, себя не жалею, а вы…». Отец, ранее взявший на себя смелость промямлить матери краткий рассказ о их бизнесе, сидел на тумбочке в коридоре, обхватив руками голову. По семейному сценарию Шэнь должен был как обычно поскрестись в дверь и сказать, что они осознали ошибку. Он стоял в коридоре, раздумывая. Отец по-прежнему сидел на тумбе, боясь поднять голову. Внимательно посмотрел на него сын. На его пальцы, в один из которых впилось обручальное кольцо. На пять мужских шарфов, узлами завязанных и висевших на крючке. На арсенал красных губных помад, застилающих зеркало. И громко постучал в дверь кухни.

Она была уже не закрыта.

– Мама? Мама? Я не понимаю, что за реакция. Мы сообщили тебе в тот момент, когда об этом уже стоило бы говорить Если бы дело не зашло, платья не продались, какой смысл обсуждать?

Он стоял в дверном проеме и, когда она обернулась от холодильника, уткнулась в его глаза, которые блеснули желтым. Сын показался ей чужим, и в атмосфере витало нечто странное. То, чего она еще не могла уловить. Ничего, сына я знаю.Когда они спорили о его поступлении, он тоже поначалу упирался.

– Из тебя и из отца плохие продавцы. Не зря же я тебя отговорила от математики, я всегда знала, что в тебе сидит гуманитарий. Просто он дремлет, и ты не слышишь его. Твоя задача – разбудить, вывести его на передний план. А ты подвизался торговать. И чем? Ширпотребом. Безвкусицей. Китайскими подделками.