– Зина, ты опять занималась, вместо того, чтобы спать? – послышался голос главы семейства. Столь явное недовольство заставило Дениса поежиться.
– Папа, если я не буду заниматься, то не смогу поступить в университет.
– И зачем тебе университет? Рожать да хозяйством водиться – тут университетов кончать не надо, у вас, женщин, это по крови передается. Или ты вознамерилась против царя выступать своими знаниями?
– Я хочу другой жизни для крестьян, папа, – дернув плечом, ответила девушка.
Малыши за столом притихли, даже Васька перестал складывать блины в четвертку, чтобы уложить в свой жадный рот. Слышалось лишь ворчание самовара да курицы ругались, как обычно. Мужчина сложил руки на столе и спросил, сведя брови:
– Другой жизни девица захотела? Так пойди и хлев почисти, корову подои, нежели шашкой математической махать. Еще не знаешь жизни, чтобы свою мысль иметь о другой. А коли тебе делать нечего, так я работу найду, хватает.
– Владимир! – запыхавшись, снова выбежала на террасу уже виденная Денисом женщина. Волосы ее растрепались и теперь оттягивали плечи, блестя серебром, но она не замечала этого, явно напуганная. – Там пришли какие-то… Требуют принять сейчас же, говорят, распоряжение!
Забыв об уже остывших блинах, глава семьи пошел к дверям. По дороге он остановился около старшей дочери и негромко сказал:
– Вот она, твоя другая жизнь. Что не бежишь ее встречать?
Но слова его, казалось, нисколько не задели девушку. Она все также прямо сидела, глядя зелеными ведьмовскими глазами на муху, вьющуюся у малинового варенья.
– Сейчас она пойдет за папенькой и подслушает их разговор. Они будут предлагать вступить в ряды красных или дать денег красным, чтобы, значит, власть переменилась. И вообще против царя. Они разругаются, и ввечеру она вещи соберет. К товарищам.
Он не отрывал взгляда от профиля девушки, и кишела в нем жуткая смесь из нежности и огромной боли, которая передавалась Денису.
– Вот смотрю я на нее. Чего надо было? Всего вдосталь. И братья, и сестры, и еды хоть отвались, а поди ж ты, все бросила ради революции. Я, ладно, дурень банковский, поверил в сказки, она-то у меня ученая была, зачем доли такой захотела? – Он зашмыгал носом, но быстро справился с эмоциями.
– Видишь, какая была, а я и не знал. Дом свой. Блины с утра, богатая семья. И меня, дурака, полюбила. Ее когда домой принесли, с головой-то в крови, она и то просила. Илюша, мол, всегда ласково звала, Илюша, ты мне косы заплети, смой кровь, не хочу растрепухой быть. Вдруг соврали нам, что нету ничего за смертью, а я простоволосая. И померла, понимаешь, с такой улыбкой. Как будто поняла все! Сгубило меня. Что мне советская власть, если Зину свои угробили? Никому и дела не было, что за платье убили, за дурацкое платье. Ну любила она по-модному одеться, учительница же! И в тот вечер пошла, тоже надела, волнами, синее. А большевикам все одно – убивать буржуев да побольше. Так и лишился я Зины. Да и сам….
Он неслышно двинулся по траве, направляясь на задворки дома. Время во сне пролетело, и уже затихло, потемнело поместье, уложив уставших крестьян и вымотанных скукой господ, уклало Ваську, мающегося животом поле горы блинов и остальных его братьев. Не спала лишь Зина, выбравшаяся со стороны коровника с небольшим узелком. На ней было все те же платье и шляпка. Она быстро удалялась от двора и, уже забравшись к густому лесу, обернулась и, не сдержавшись, по старорусской привычке перекрестилась и покрестила дом. Забылась на мгновение тоской по всему, что оставила прежде и тому, что случится и малодушно шагнула назад. Замычала корова, и, испугавшись, исчезла Зина в чаще.
– Наказала мне, – продолжил Илья, увлажнившимися глазами проводив ее след, – разыщи Ваську, он обо мне память сохранит из всех, он один все знал, куда я из дому сбежала, хоть и малек был. Сбереги его, как сможешь, наставь на путь, как своего бы сына наставил. – Он замолчал, восстанавливая дыхание, Денис молчал в ответ, понимая, как трудно ему переживать заново те дни. – А я… Пьяный пошел по площади и давай на приставов гонять волну. Все у них дознавал, почему убийц не ловят, что мою Зину…Они меня и… – сглотнул Илья.
– Как это? За что? – не понял Денис.
Илья посмотрел на него с едкой усмешкой.
– Ну как? За агрессию к властям. Сказали, что лошадей пытался изнахратить, что орал. По делу – просто зарубили и все, в канаву бросили, дело по темну было же. Никто и разбирать не стал, я перед этим сильно…. Куролесил. Только не говори, – он предупредительно вскинул руки, – что в твоем мире этого нет. Нравы всегда одинаковые, только время разное, везде несправедливостей хватает, как и справедливостей поровну. Наверху подсчет верный ведется.
Только сейчас Денис заметил, что сон их снова изменился. Теперь они сидели в стеклянном кабинете, в потолок которого заглядывали сине-фиолетовые звезды. Илью уже не было видно за плащом, лицо укрыл капюшон, и голос его стал тверже. Денис увидел себя в железном кресле, против друга.
– Что теперь? Что дальше? – спросил Денис и подивился тому, как громко прозвучал вопрос в этой комнате.