Убей-городок

— Вот, Леша, сам посуди — можно было предугадать, что на день молодежи в парке на танцы толпа соберется? Можно. А то, что половина пьяными припрутся, даже и угадывать не надо. Козе понятно, что у нас трезвыми на танцы не ходят. Тогда вопрос — отчего все на самотек пустили? Что, сложно было не пятерых сотрудников послать, а двадцать, а то и тридцать? В парке культуры три входа, на каждом входе поставить усиленные посты — проверять, чтобы пьяные не зашли, и водку с собой не тащили. Но если милиционеров пятеро, где им весь парк перекрыть? На входе одного отвлекут — а двое уже прошли, бутылки пронесли. Пять милиционеров — участковый да четверо постовых, восемь дружинников, а в парке под тысячу человек было! Чья недоработка? Конечно, труса не праздновал, но мало этого, чтобы начальником стать.

А Лейкин, когда о драке узнал, что должен был сделать? Не мчаться в парк, словно в сортир при поносе, — мол, погоны увидят, сами собой разойдутся, а сразу же объявить тревогу, собрать, кого можно — а нас и было-то в те годы человек пятьдесят, а потом уже в парк идти.

А тут уже сразу все наперекосяк. Милиционеры все по парку разбрелись — вроде, рассредоточены. А когда драка началась, они с разных сторон бежали, что они могут? А дружинников, если в толпе, у них и повязки не видно. Надо было сразу человек двадцать мильтонов выставить, чтобы по парку не поодиночке ходили, а группами. Чтобы группы по три, по пять человек. И чтобы не на месте стояли, а перемещались. Тут группа постояла минут пять-десять, в сторону отошла, там постояла. Тогда бы казалось, что милиционеров не двадцать, а человек сто. Так, чтобы народ видел — милиции много, бузотерить не стоит.

А коли драка началась, так тут уже и те, кто и драться-то не хотел, в драку влезут. Толпа — страшная штука, я вам скажу. Нормальный человек, попав в толпу такое творит, что сам потом руками разводит — мол, не знаю, как оно вышло?

Вот про толпу я немного знал. В девяностые, в стране случалось всякое. Правда, в нашем городе до массовых беспорядков дело не дошло. Митинги бывали, забастовки, возложения венков из колючей проволоки, шествия к мэрии. Но ни разу не приходилось ОМОН использовать, чтобы народ разгонять. Тьфу-тьфу…

Глава седьмая Прием по личным вопросам

С утра сходил на почту. Давно собирался отправить родителям (рука не повернется написать — «старикам») деньги, рублей двадцать. Родители из-за этого меня постоянно ругают, ворчат — мол, мы каждый зарабатываем побольше, нежели какой-то участковый, а еще и перед людьми позоришь, словно у Воронцовых денег нет. Подозреваю, что эти деньги матушка «втихаря» складывает на сберкнижку, на мое имя. Но помимо моей «двадцатки» матушка добавляет еще от своих с отцом получек — то десять рублей, а то и пятнадцать, а если премию получат от колхоза, то и все сорок. Типа — вот, соберется Лешенька жениться, деньги как найденные будут. Парень, пусть он и взрослый, сам зарабатывает, но денег на свадьбу дать — святое дело.

Впрочем, чего это я несу — «подозреваю»? Я точно знаю, что так оно и есть, потому что в той жизни родители накопили на мою свадьбу семьсот рублей. И на костюм хватило на свадебный (я его потом пять лет по праздникам надевал), и на кольца, и на все прочее.

Взял бланк, потом с грехом пополам заполнил его. Почему с грехом? Да потому что на нашей почте и в сберкассе положено заполнять документы исключительно перьевыми ручками. Вон, и ручка имеется, и чернильница стоит, а поди, попробуй, заполни бланк, чтобы без клякс. А ведь умел когда-то пользоваться чернильными ручками! Отвык.

Но все-таки, загубив два бланка, отправил домой двадцатку, а потом, с чувством исполненного долга, отправился на оперативку. Ничего интересного, и бумаг мне на сей раз дали немного — излажу в два счета. Значит, можно отправляться на опорный пункт.

Сегодня у меня «день приема по личным вопросам». Если реально — у меня прием каждый рабочий день, но это в том случае, если я не на выходном, или не бегаю по своему участку. Если гражданин (гражданка) пришли в неурочный час, а я на месте, то никуда не денусь, приму. Но официальные дни приема прописаны на фанерке, что прибита у входа в «опорник» трудами моих предшественник, а на ней, по трафарету прописано «Прием граждан: вторник, среда, пятница с 16 до 20 часов». До шестнадцати часов имеется еще двадцать минут, надо кое-что сделать.

Александр Яковлевич хитренько посмотрел на меня, потом поправил очки. Не удержавшись, спросил:

— Девчонка-то хорошая?

— Какая девчонка? — вытаращился я.

Взгляд моего председателя опорного пункта стал еще хитрее.

— Да вот, товарищ младший лейтенант, доложили мне верные люди — дескать, видели вас на днях с молоденькой девушкой. Миленькая, высокая, симпатичная. Понимаю, что совать нос в чужую личную жизнь неприлично, но старики-то народ любопытный, сами знаете. Вот и суем нос туда, куда не надо.