Убей-городок

Водку мы с ним пили нечасто, но, что там греха таить, бывало. Если вдвоем, то брали «маленькую», а если поллитру, то это уже на троих. Третьим иной раз бывал дядя Петя, который никогда не закусывал, но никогда не пьянел.

– Про водку говорить не стану, но пока тоже воздержусь, – сообщил я, прислушиваясь к сигналам организма.

Вроде бы на слово водка изнутри реакции не последовало. Может, немножко можно? А то так и ладно, обойдусь. И отмазка для товарищей теперь есть.

Бабушек на лавочке у подъезда на этот раз не было, потому что по вечернему времени их сменили подростки, возившиеся со старым велосипедом. Завидев двух подходивших милиционеров, они сразу притихли.

Я глянул на пацанов, на всякий случай вложив во взгляд толику строгости, но промолчал, а вот Саня спросил:

– Угнали у кого?

– А че?! Наш это велик! – возмутился один из ребят. – Кого хошь спрашивайте – не угоняли.

Приятель пришел к нему на помощь:

– Миха его из старых великов собрал, со свалки.

Я бы поверил. Рама погнута, проржавела, на колесах не хватает половины спиц, а руль – словно его кто-то жевал. Кожа на седле протерта, пружины торчат. Вот этот у парней точно никто не угонит. Зато если наш легендарный «гаишный» старшина Катяшичев увидит парней на таком велике, пиши пропало.

Спросить, что ли: на месте ли Бурмагин? Но эта шантрапа, в отличие от бабушек, могла и не знать. Или не сказать. Тем более не скажут, трезвый нынче охотник или пьяный. Если он пьяный, то разговора не получится. Хуже бывает только в одном случае: если мужик с похмелья. Поэтому я не пошел с утра и не стал затягивать визит до позднего вечера. Шестнадцать часов – самое то. Даже если Бурмагин и пьет, он еще адекватен.

Квартира двадцать восемь отчего-то оказалась на третьем этаже, хотя я думал, что она должна бы быть на втором.

Я нажал на кнопку звонка. Ноль реакции.

– Чего ты жмешь-то? – сказал за моей спиной Барыкин. – Не видишь, проводок оторван?

И впрямь, провод был словно откушен. Не иначе кто-то похулиганил.

– Дай-ка я, – отодвинул меня Саня и пару раз стукнул кулаком по двери. – Эй, хозяин, открывай!

– Че нада? Кто там? – донеслось изнутри.

Чуть было не брякнул: «Открывай, свинья, медведь пришел!» Это как-то внук выдал, вернувшись из детского садика.

Но напарник меня опередил и, не мудрствуя лукаво, ответил в тон:

– Сто грамм!

Послышался скрип ключа, дверь приоткрылась.

Я помог (не скрою, не слишком вежливо) двери открыться полностью и узрел следующий «натюрморт»: Бурмагин, крепкий мужичок ростом слегка пониже меня, но шире в плечах, со щетиной, уже начинающей превращаться в бороду, голый по пояс и в старых, с вытянувшимися коленками трениках, вытаращил на меня глаза так, словно увидел привидение.

Сколько раз авторы вставляли в свои тексты фразу, украденную у классика. Но я не могу подобрать других слов, кроме тех, что написал Николай Васильевич. Немая сцена.

Наконец мужичок совладал с языком и почти нечленораздельно прохрипел:

– Откуда?..

В принципе, для того чтобы недостающие проценты вошли в «соточку» моей уверенности в том, что ножом меня пырнул именно он, достаточно. А еще я понял, почему у фигуранта в явке с повинной, о которой мне рассказывали в СИЗО, была кличка Босой. Бурмагин, несмотря на нестарый еще возраст, был лыс, как яйцо. Прическа, в отличие от более поздних времен, совсем не популярная. И таким несчастным как бы в насмешку, случалось, давали кличку Босой.

Так, начало обнадеживающее, подумал я. Босой в шоке. Никаких сомнений, что это он меня подрезал, а теперь пребывает в полном недоумении. Мой приход для него сигнал, что милиции все известно. Он понимает и свой прокол, если не дурак, уж слишком его реакция соответствует фактическому признанию вины. Теперь нельзя позволить ему очухаться, а то вывернется, замулит: ничего, мол, не знаю. А что у меня на руках, какие доказательства, кроме внутреннего убеждения? Ничего. Значит, полный вперед – только блеф и напор.

Я показал Бурмагину кивком головы: вперед на кухню. Сам бегло осмотрелся.

Квартира у Бурмагина двухкомнатная, «хрущоба», с тесной прихожей и микроскопической кухней, дверь в ванную комнату приоткрыта. Комнаты я осматривать не стал, только заглянул: мало ли, вдруг там кто-то засел? Но, кроме дивана, шкафа да тряпок на полу, ничего нет. Кухня полупустая. Нет ни холодильника, ни типичного для наших квартир шкафа-пенала. Стол, пара табуретов, несколько ящиков из-под вина. Видимо, используются вместо сидений. На полу гора мусора, состоящая из окурков, рваных газет, подсолнечной шелухи. На грязной и закопченной газовой плите кастрюли, успевшие покрыться коростой. На столе, понятное дело, немытые тарелки, грязные стаканы, окурки. А по грязной столешнице неспешно шествовал здоровенный таракан.

В общем и целом все, что я увидел, можно охарактеризовать одним словом – срач. Жаль, это слово в обиход войдет позже, поэтому вслух я его постараюсь не произносить.