Убей-городок

Было слышно, как дежурный шуршит какими-то бумагами и тихонько матерится себе под нос. Наконец он нашел нужную бумажку.

– Двадцать восемь.

И вот тут прошлое наотмашь залепило мне по физиономии, да так, что не только щеки запунцовели, но, кажется, и душа покраснела.

Западная, двадцать восемь. Старая хибарка, похожая на деревенскую баньку, вросшую в землю. Одно маленькое окошечко, расхлябанная дверь. И внутри расположение, как в бане. Не сени, а тесный предбанник. Прямо посередине печь, стол и лавки, где и сама хозяйка спит и где сидят ее собутыльники. Может, когда-то это баня и была, а то и полуземлянка, уцелевшая со времен польского нашествия.

В этой хибарке и жила моя поднадзорная Римма Коркина, сорока шести лет, особо опасная рецидивистка. Первый раз села в тюрьму как раз в год моего рождения – в одна тысяча пятьдесят пятом году. А после первой отсидки и понеслось. Всего у дамы шесть ходок, столько не у всякого мужика-рецидивиста имеется.

Коркина, ввиду того, что признана судом особой и опасной, поднадзорница, а это означает, что она обязана являться на регистрацию в отделение милиции трижды в месяц и находиться дома с двадцати ноль-ноль до семи утра. А еще она обязана работать, ну и там еще несколько ограничений по мелочи.

Как водится, работать старой уголовнице западло, но и деваться некуда, поэтому устроилась уборщицей в ближайший магазин, где по утрам намывала полы. Директорша магазина, да и продавщицы, восторга от присутствия такой работницы не испытывали, но им тоже деваться некуда: милиция попросила, а отказывать вроде бы повода нет. Надеялись, что Коркина начнет прогуливать, тогда можно и уволить, но та пока службу несла исправно. Правильно, обратно в тюрьму никому не хочется.

Ходили слухи, что Коркина и краденым приторговывает, и кроме водки травку употребляет, но слухи, как известно, к делу не пришьешь. А сама Римма – волчица стреляная, жизнью битая. Даже такой неказистый дом лучше, нежели тюремная камера. И собутыльники, тоже имеющие опыт отсидок, приходили не раньше семи утра, а после двадцати часов их словно ветром сдувало. В восемь вечера мог и я с проверкой нагрянуть, и дружинники заглянуть по моей просьбе. От дружинников-то гостям ничего плохого не светило, но они ведь могли и сообщить в отделение. Так что все равно собутыльникам и друзьям сердца приходилось сматываться – во избежание, так сказать. А днем, в установленное время, пить не запрещено. А коли работает человек, так тут и придраться не к чему.

А убийство Коркиной я помню. Только вот мне почему-то думалось, что было оно ближе к осени, в августе. Эх, сюда бы мои архивные записи за все годы службы, вот тогда бы я был кум королю и многие вещи знал наперед во всех деталях, а не так, как их сохранила коварная изменщица память.

С этим убийством у меня связаны очень досадные и неприятные воспоминания, из-за этого дела я не спал несколько ночей. А еще – угрызения совести, которые меня мучают вот уже сорок пять лет. Я же убийцу тогда в руках держал, почти расколол, но сорвалось.

Э, кому я вру? Не расколол я его, а только напугал и дал возможность замести следы. Впрочем, об этом убийстве, о моей мятущейся совести поговорим чуть позже.

– Александр Яковлевич, – спросил я у председателя, – из ваших архаровцев пораньше никто не обещал подойти?

– Так вроде и нет, – пожал плечами Котиков, потом озабоченно спросил: – А что такое? Понятые нужны?

– Сигнал поступил, вроде бы труп. Надо сходить глянуть, что и как. Думал, если кто из парней подойдет, то с собой взять.

Александр Яковлевич мгновенно просек ситуацию. Идти одному на труп не с руки. Участковому придется охранять место происшествия, чтобы любопытные не лазали, не затоптали, а кто в дежурку звонить станет? Не факт, что ближайший телефон-автомат исправен, разумнее на опорный вернуться, а то и напрямую в отделение милиции.

– Я сам и схожу, – принял решение Котиков. – Вера Ивановна заседает, раньше восьми не будет, а парни немного подождут. Вон я им даже записку оставлю.

Котиков накарябал записку – дескать, скоро буду, ждите, – запер дверь, и мы отправились выяснять: жива ли гражданка Коркина или нет? Впрочем, я уже не сомневался, что моей поднадзорной надзор больше никогда не потребуется.

Перезвонить дежурному, сообщить, что Коркина мертва, потому как два ножевых ранения: одно в область сердца, другое в горло – и оба смертельные? И скажу, что я это видел в своем будущем, которое для меня стало прошлым. Или наоборот? Ладно, не стоит маяться ерундой, а надо честно сходить «в разведку», второй раз в своей жизни убедиться, что моя поднадзорная рецидивистка мертва, а потом позвонить.

Глава девятнадцатая Место происшествия