Так мы и болтали о зачатии, беременности и декретном отпуске, и чем дальше углублялись в эти темы, тем хуже я себя чувствовала. До этого момента я думала об Адаме как о мрачной, сугубо личной измене. Я понимала, что ужасно поступаю с Джейком, но теперь, когда я глядела на Полин, на ее щеки, пылающие и от холода, и от волнения, быть может, по поводу грядущей беременности, на пальцы, обнимающие стакан, и на парок, клубящийся у ее узких губ, у меня внезапно возникло сумасшедшее чувство, что все это чистое недоразумение. Мир не таков, как она думала, и в этом была моя вина.
Мы обе посмотрели в свои пустые стаканы, рассмеялись и поднялись со скамейки. Я крепко обняла ее и прижалась лицом к ее лицу.
– Спасибо, – сказала я.
– За что?
– Большинство людей не рассказывают о том, что стараются зачать ребенка, пока их срок не перевалит за три месяца.
– Ах, Элис, – с упреком проговорила она. – Разве я могла не рассказать тебе об этом?
– Мне нужно идти, – вдруг сказала я. – У меня встреча.
– Где?
– Э-э, – ошеломленно проговорила я. – В… э-э… Сохо.
– Я пройдусь с тобой. Мне по пути.
– Здорово, – вымученно произнесла я.
По дороге Полин рассказала про Гая, который порвал с нею неожиданно и жестоко чуть больше восемнадцати месяцев назад.
– Помнишь, какой я была тогда? – спросила она, на ее лице появилась легкая гримаса, сделавшая ее похожей на брата. Я кивнула, лихорадочно соображая, как быть. Может, притвориться, что иду в офис? Не сработает. Может, сказать, что забыла адрес? – Конечно, ты помнишь. Ты спасла мне жизнь. Вряд ли я смогу когда-либо отплатить тебе за то, что ты сделала тогда для меня. – Она взяла свой пакет с кофе. – Наверное, я выпила не меньше кофе у тебя на квартире, пока плакалась тебе в жилетку. Боже, я думала, что больше никогда не смогу сама перейти дорогу, не говоря уже о том, чтобы нормально жить и быть счастливой.
Я сжала ей руку. Говорят, что лучшие друзья – те, кто может просто слушать, и если это правда, то я во время той ужасной прогулки была лучшей в мире подругой. Вот оно, говорила я себе, страшное наказание за всю мою ложь. Когда мы свернули на Олд-Комптон-стрит, впереди я увидела знакомую фигуру. Адам. В голове у меня помутилось, даже показалось, что я вот-вот упаду в обморок. Я повернулась и увидела открытую дверь магазина. Говорить я не могла, поэтому молча схватила Полин за руку и втащила внутрь.
– Что такое? – забеспокоилась она.
– Мне нужно немного… – Я посмотрела на стеклянный ящичек на кассе. – Немного…
В голову ничего не лезло.
– Пармезана? – предположила Полин.
– Пармезана, – согласилась я. – И еще кое-чего.
Полин осмотрелась.
– Но тут такая очередь. Ведь пятница.
– Я за этим и шла.
Полин потопталась в нерешительности. Посмотрела на часы.
– Извини, – сказала она. – Тогда я лучше пойду.
– Да, – с облегчением выдохнула я.
– Что?
– Прекрасно, – сказала я. – Иди. Я тебе позвоню.
Мы расцеловались, и она ушла. Я сосчитала до десяти, потом выглянула на улицу. Ушла. Я взглянула на свои руки. Они не дрожали, но в голове все вертелось.
В ту ночь мне приснилось, что кто-то отрезает мне ноги кухонным ножом, а я спокойно на это смотрю. Я знала, что не должна кричать или протестовать, потому что заслужила это. Я проснулась очень рано, вся в поту и смятении, и какое-то время не могла понять, рядом с кем лежу, протянула руку и ощутила теплое тело. Джейк раскрыл глаза.
– Привет, Элис, – сказал он и снова спокойно заснул.
Так больше не могло продолжаться. Я всегда считала себя честным человеком.
Глава 6
Я опоздала на работу, так как пришлось ждать, когда откроется сувенирная лавка, которая находилась за углом офиса. Я немного постояла, глядя на реку, загипнотизированная силой течения, которое петляло то так, то эдак. Потом я слишком долго выбирала на крутящемся стенде открытку. Все казались неподходящими. Ни репродукции с картин старых мастеров, ни черно-белые фотографии городских улиц и колоритных детей бедняков, ни дорогие открытки с блестками, раковинами и перьями, прицепленными в качестве украшений. В конце концов я купила пару: одну с приглушенным японским пейзажем, на котором были изображены серебристые деревья на фоне темного неба, другую с аппликацией в стиле Матисса в веселых голубых тонах. Еще я купила перьевую ручку, хотя в моем столе ручками был забит целый ящик.
Что я должна сказать? Я захлопнула дверь в кабинет и выложила перед собой на столе обе открытки. Должно быть, я просидела несколько минут, просто уставившись на них. Время от времени я вызывала в воображении его лицо. Такое красивое. Представляла, как он смотрит мне в глаза. Никто прежде еще не смотрел на меня так. Я не видела его целый уик-энд с той самой пятницы, и теперь…
И теперь я выбрала японскую открытку и отвернула колпачок ручки. Я не знала, как начать. Конечно, не «милый Адам», «любимый Адам» или «моя самая нежная любовь». Ничто из этого не годилось. И не «дорогой Адам» – слишком холодно. Тогда – просто писать.