Убей меня нежно

Потом начал ее сдавливать. Я хотела сказать, чтобы он прекратил, но почему-то не сказала, не смогла. Я лежала на спальных мешках у огня, в темноте, а он давил меня сверху. Я сомкнула веки, руки безвольно лежали вдоль тела: это был мой ему свадебный подарок, мое доверие. Отсвет огня плясал на моем лице, мое тело корчилось под ним, словно я полностью утратила контроль над собой. Я чувствовала, как кровь с ревом циркулировала по моему телу; сердце бешено колотилось; в голове гудело. Это уже не было ни удовольствием, ни болью. Я находилась не здесь, а где-то в совсем другом мире, где исчезали все границы. О Господи. Он должен сейчас остановиться. Должен остановиться. Темнота наплывала из-за ярких линий чистого восприятия.

– Все хорошо, Элис. – Он звал меня назад. Его большие пальцы убрались с моего горла. Он наклонился и поцеловал мне шею.

Я открыла глаза. Я чувствовала себя больной, усталой, печальной и побежденной. Он посадил меня, прижал к себе. Волна тошноты отхлынула, но горло сильно болело и хотелось плакать. Еще хотелось домой. Он взял бутылку виски, сделал глоток, потом поднес ее к моим губам и стал потихоньку, как маленькой, вливать жидкость в меня. Я снова упала на спальные мешки, он укрыл меня. Я какое-то время лежала, глядя на огонь, а он сидел рядом и перебирал мои волосы. Пока Адам подкармливал огонь, я незаметно погрузилась в сон.

В какой-то момент ночью я проснулась, он лежал возле меня, теплый и сильный. Человек, от которого я теперь зависела. Огонь погас, хотя угли еще мерцали. Левая рука, которая высунулась из-под спального мешка, совсем замерзла.

Глава 17

– Нет, – сказал Адам и тяжело опустил кулак на крышку стола, отчего стаканы подпрыгнули и зазвенели. Все, кто находился в пабе, оглянулись. Адам, казалось, этого не заметил; он утратил всякое представление о том, что моя мать называла общественными приличиями. – Не желаю давать интервью никакой дерьмовой журналистке.

– Послушай, Адам, – успокаивающе начал Клаус. – Я понимаю, что ты…

– Я не хочу говорить о том, что произошло там, на склоне. Это в прошлом, кончено, этого больше нет. У меня нет никакого желания вновь проходить через это гребаное месиво даже для того, чтобы помочь тебе продать эту твою книгу. – Он повернулся ко мне: – Скажи ему.

Я пожала плечами, глядя на Клауса:

– Он не хочет этого, Клаус.

Адам взял мою руку, прижал ее к своему лицу и закрыл глаза.

– Если ты дашь всего одно, то…

– Он не хочет, Клаус, – повторила я. – Неужели ты не способен услышать, что тебе говорят?

– О'кей, о'кей. – Он поднял руки, показывая, что сдается. – Как бы там ни было, у меня для вас обоих свадебный подарок. – Он наклонился и достал из холщовой сумки у своих ног бутылку шампанского. – Я, э-э, желаю вам удачи и большого счастья. Выпейте это как-нибудь в кровати.

Я поцеловала его в щеку. Адам выдавил смешок и сел на свой стул.

– Хорошо, ты выиграл, одно интервью. – Он встал и протянул мне руку.

– Уже уходите? Дэниел сказал, что может появиться позже…

– Мы собираемся выпить в кровати это шампанское. – Я тоже встала. – Оно не может долго ждать.

* * *

Когда я на следующий день возвратилась с работы, журналистка уже была у нас. Она сидела напротив Адама, их колени почти соприкасались, а на столе стоял включенный магнитофон. У нее на коленях лежал блокнот, но она ничего не записывала. Вместо этого изучающе смотрела на Адама и кивала головой в такт его словам.

– Не обращайте на меня внимания, – сказала я, когда она начала вставать. – Налью себе чашку чаю и исчезну. Не хотите выпить? – Я сняла пальто и перчатки.

– Виски, – сказал Адам. – Это Джоанна из «Партиси-пант». А это Элис. – Он взял меня за руку и притянул к себе. – Моя жена.

– Рада познакомиться, Элис, – сказала Джоанна. – Ни в одной статье не говорится, что вы поженились.

Проницательные глаза пристально взглянули на меня из-за тяжелой оправы.

– Никто об этом не знает, – сказал Адам.

– Вы тоже занимаетесь альпинизмом? – спросила Джоанна.

Я засмеялась:

– Вовсе нет. Я не взбираюсь даже по ступеням, когда есть лифт.

– Наверное, странное ощущение, когда ждешь внизу, – продолжала она. – Тревожишься за него.

– Мне пока не приходилось ждать, – беспечно заявила я, выходя, чтобы поставить чайник. – К тому же у меня есть своя собственная жизнь, – добавила я, удивившись тому, что сейчас это стало ложью.

Я снова подумала о нашем медовом месяце длиной в один уик-энд в Лэйк-дистрикт. То, что произошло между нами в той хижине – его жестокость по отношению ко мне с моего разрешения, – все еще беспокоило меня. Я пыталась слишком много не думать об этом; это стало сумеречной зоной моего сознания. Я отдалась в его руки и в течение нескольких секунд, когда лежала под ним, думала, что он убьет меня, и все-таки не сопротивлялась. Часть меня была поражена ужасом, другая – возбуждена.