Убей меня нежно

Смеркалось, когда мы прямо под собой увидели небольшую хижину.

– Чья она? – спросила я, когда мы спускались к ней. Из полумрака возникали очертания огромных камней и чахлых деревьев.

– Это хижина альпинистов и путешественников. Она принадлежит клубу альпинистов Британии. Его члены могут здесь останавливаться. У меня с собой ключ. – Он похлопал по боковому карману куртки.

Внутри было очень холодно, никаких признаков комфорта. Адам зажег большую керосиновую лампу, свешивавшуюся с одной из балок, и я увидела по периметру комнаты узкие деревянные полки, которые должны были служить кроватями, пустой очаг, небольшую емкость с водой и единственным краником.

– Вот это?

– Угу.

– Где же туалет?

– Там. – Он показал за дверь, где виднелось покрытое снегом пространство.

– Ах. – Я села на жесткую кровать. – Как уютно.

– Подожди минутку.

В углу стояли несколько больших ящиков с дровами и сучьями. Он пододвинул один из них к очагу и начал откалывать щепки от небольших поленьев, строя из них шалашик над несколькими смятыми кусками газеты. Затем разместил поверх сучья покрупнее, чиркнул спичкой и поджег бумагу. Огонь немедленно принялся лизать дрова. Сначала пламя было ярким, но не давало тепла, однако вскоре оно стало достаточно жарким, чтобы заставить меня подумать о том, чтобы снять куртку и перчатки. Хижина была небольшой по размерам и с хорошей герметизацией: через полчаса или около того она прогрелась.

Адам отстегнул от нижней части рюкзака маленькую газовую плитку, развернул ее, зажег. Он наполнил водой из емкости помятый медный чайник и поставил на огонь. Он также вытряхнул из рюкзака два спальных мешка, расстегнул их так, что они превратились в два пуховых одеяла, и расстелил перед очагом.

– Садись, – пригласил он. Я сняла куртку и присоединилась к нему у огня. Со дна рюкзака он достал бутылку виски, затем длинную палку салями и один из тех хитрых перочинных ножей, которые могут служить отвертками, открывалками для бутылок и компасами. Я смотрела, как он нарезает салями большими кусками и укладывает на промасленную бумагу. Он свинтил с бутылки пробку и протянул ее мне.

– Класс, – сказала я.

Я отпила виски и взяла пару кусков салями. Было примерно семь часов вечера, стояла мертвая тишина. Никогда в жизни я не знала тишины, подобной этой, такой глубокой и абсолютной. За незанавешенным окном разливалась чернильная темнота, если не считать булавочных головок подмигивающих звезд. Мне захотелось пописать. Я встала и прошла к двери. Когда я открыла ее, морозный ветер буквально ударил меня, словно взрывная волна. Я закрыла дверь за собой и пошла в ночь. Меня заставило поежиться ощущение того, что мы совершенно одни – и что теперь мы всегда будем одни. Я услышала, как Адам вышел из хижины и закрыл дверь. Почувствовала его руки, обнявшие меня сзади и прижавшие к большому теплому телу.

– Ты опять замерзнешь, – сказал он.

– Не знаю, нравится ли мне все это.

– Пойдем внутрь, любовь моя.

* * *

Мы выпили еще виски и смотрели на пляску языков огня в очаге. Адам подбросил еще несколько поленьев. Теперь было довольно жарко, в маленькой комнатке чудесно Пахло сгорающими дровами. Долгое время мы молчали и не прикасались друг к другу. Когда наконец он положил руку мне на предплечье, у меня будто вспыхнула кожа. Мы разделись отдельно, наблюдая друг за другом. Голые, сели, скрестив ноги, друг против друга, и наши взгляды встретились. Я ощущала странную робость. Он поднял мою руку с новеньким золотым колечком на безымянном пальце, поднес к губам и поцеловал.

– Ты веришь мне? – спросил он.

– Да. Или: нет, нет, нет.

Он передал мне бутылку с виски, и я сделала глоток, чувствуя, как внутри растекается жидкий огонь.

– Я хочу сделать с тобой нечто, чего никто раньше никогда не делал.

Я не ответила. Мне казалось, что это какой-то сон. Кошмар. Мы целовались, но очень нежно. Он провел пальцами по моей груди, затем по животу. Я гладила его по спине. Мы очень осторожно обнимали друг друга. С одной стороны моему телу было слишком жарко от огня, с другой ощущался холод. Он сказал, чтобы я легла на спину, и я повиновалась. Должно быть, я выпила слишком много виски и съела слишком мало салями. Мне казалось, что меня подвесили над пропастью где-то в холодной-холодной тьме. Я закрыла глаза, но он повернул мою голову к себе и сказал:

– Смотри на меня.

На его лице лежали тени; я была в состоянии различать лишь отдельные части его тела. Все начиналось так нежно и лишь постепенно вылилось в жестокость; мало-помалу переросло в боль. Я вспомнила Лили и ее искромсанную спину. Внутренним взглядом я видела Адама высоко в его горах, среди ужаса и смерти. Как я очутилась здесь, в этой жуткой тишине? Почему я позволяю ему проделывать это со мной и кем стану после того, как позволю ему это? Я снова зажмурила глаза, и на этот раз он не стал требовать, чтобы я их открыла. Он положил руки мне на шею и сказал:

– Теперь не двигайся, не бойся.