Убей меня нежно

Делма спокойно комментировала каждое из них, параллельно занимаясь подсчетом плотного ряда цифр в большой хозяйственной книге — оказывается, она сама умела считать и писать, не полагаясь в этом на помощь слуг. В наше время это было большой редкостью, как правило, отцы предпочитали не обучать дочерей наукам, вместо этого стремясь поскорее выдать их замуж.

Но когда я подошла к последнему полотну, все прочие мысли вылетели у меня из головы, сменившись растерянностью.

На этой картине был изображен Гералт в молодости: его невозможно было не узнать, хотя непривычно было видеть на обычно неприветливом и надменном лице приятную улыбку.

Но женщина рядом с ним явно не была его нынешней супругой.

Более того, огромный округлившийся живот говорил о том, что в скором времени на свет должно было появиться дитя. И сильная мужская рука, нежно лежащая на животе, без слов свидетельствовала о том, чей это был ребенок.

Я растерянно взглянула на хозяйку, не зная, как можно расценить это полотно. Нигде больше я не встречала эту женщину — в этом не было сомнений. Но ведь почему-то эта картина висела в общей комнате, находясь совсем рядом с семейными портретами Делмы и Гералта.

Делма уловила мой невысказанный вопрос, и на секунду ее взгляд затуманился легкой дымкой, когда она произнесла будничным тоном:

— Это наложница Гералта.

Я разом проглотила все слова, которые вертелись у меня на языке. С каждым часом, проведенном в этом замке, я все больше переставала что-либо понимать.

Но я не могла оставить все так неопределенно, поэтому спустя мгновение все же робко спросила:

— А как он, я имею в виду, вашего мужа… То есть тогда, наверное, он еще не был вашим мужем… — окончательно запутавшись, я не договорила, вопрошающе глядя на женщину.

Делма отложила в сторону большой пухлый том и устремила на меня спокойный взгляд.

— Нет, был. И уже тогда, и за пять, десять лет до этого портрета. Она появилась у него задолго до нашей свадьбы и продолжала бы оставаться до сих пор, если бы не умерла несколько лет назад.

Я шокировано смотрела на нее, отказываясь поверить в то, что она так спокойно говорит об этом. Словно услышав мои мысли, она внезапно горько усмехнулась и заговорила:

— А что я могла сделать? Его сердце было отдано ей еще тогда, когда наши родители договаривались о помолвке. У меня было то, чего не было у нее: знатное происхождение и огромное богатство. А у нее вместо этого была его любовь. И она бы не променяла ее ни на какие сокровища, — видя, что я продолжаю ошарашено молчать, она с равнодушием продолжила: — Девочка, неужели у людских правителей что-то иначе? У вас так же есть любовницы, которые стоят рядом с супругой на всех приемах, что не мешает им открыто игнорировать друг друга, сталкиваясь в стенах замка. И при этом никто из них не делает секрета, как страстно ненавидит соперницу.

— Но ни одна человеческая женщина не смогла бы стерпеть рядом со своим портретом картины счастливой жизни мужа с любовницей! — несмело возразила я. — И уж тем более не тогда, когда на портрете четко видно, что скоро появится еще один наследник, пусть и незаконнорожденный!

Она устало вздохнула и произнесла:

— Просто ты еще ничего так и не поняла. Пойми, это не мы придумали, а так делали веками до нас: выбирали богатых жен, а всю жизнь любили простых наложниц. И так будет еще сотни лет после. Скажи, неужели ты все еще веришь в то, что мой сын однажды женится на тебе? — она устремила на меня взгляд таких мудрых и таких пронзительно горестных глаз.

Я опустила голову, не в силах дольше выдерживать этот взгляд, яснее всяких слов говоривший мне горькую правду.

Она права. Я никогда не смогу стать для него женой. Большее, на что могу рассчитывать — это вечно оставаться простой наложницей, пусть и единственно любимой, но все равно только ею.

А рядом с ним будет находиться другая женщина, обреченная всю жизнь наблюдать за тем, как ее супруг одаривает любовью соперницу. И он будет тоже страдать, замечая, как я провожаю его тоскливым взглядом, плохо скрывающим ревность, когда он будет уходить к ней…

Я помотала головой, вынырнув из омута тягостных мыслей, замечая, что Делма уже вернулась к своим расчетам. Я решила было, что наш разговор закончен, когда она внезапно продолжила, не отрываясь от книги:

— Но самое худшее — это видеть, как он радуется тому, чужому ребенку, как гордится им, как с трепетом наблюдает за его взрослением, порой забывая о том, что рядом с ним растут трое его родных и законных детей.

Я посмотрела на вампиршу и произнесла, скорее интуитивно, нежели осознанно:

— Бриндан?

Ее взгляд полыхнул яростью, когда она услышала это имя. Лицо вампирши перекосила гримаса ненависти, и в это мгновение я видела перед собой не изящную хозяйку замка, а дикую, бешеную женщину, обезображенную разрушавшим душу чувством. Мгновенно приходя в себя, она склонилась над столом, скупо кивнув головой.

Я решила не задавать больше вопросов, и без того за этот час узнав больше информации, чем за все прошлые дни.