Не зная, чем развеять гнетущую тишину между нами, я бесцельно присела на низкую кушетку, впрочем, вскочив с нее меньше, чем через минуту, когда решительным шагом в комнату вошел Аларис.
Делма оторвалась от книги и внимательно посмотрела на сына. Он послал ей успокаивающий взгляд и ответил на мой невысказанный вопрос:
— Мы решили штурмовать замок.
— Атония? — имя вылетело само собой, оживляя страшные воспоминания темных коридоров подвала и ярких помещений лаборатории.
— Нет. Сначала необходимо вызволить из плена Антию и Аннору.
При этих словах плечи Делмы напряглись, выдавая страшное напряжение, испытываемое матерью от постоянных переживаний за судьбу своих дочерей.
— Я с тобой, — это был даже не вопрос, а утверждение, но Аларис в ответ лишь покачал головой и произнес нежным, но твердым голосом:
— Нет, Триана, ты остаешься здесь…
***
Темные очертания деревьев проносились мимо меня одной сплошной размытой полосой, в которой невозможно было различить, где заканчивался вечно зеленый лес земель Гералта и начинались дремучие чащобы территории его сына.
Я украдкой взглянула на хмурое лицо Алариса, торопливо двигающегося рядом со мной. Он все еще не мог смириться с моим отказом остаться в замке его родителей. Никакие мои аргументы не могли поколебать его уверенности, что для меня будет лучше дожидаться завершения их благородной миссии, находясь под надежной защитой неприступных стен.
И только когда я была вынуждена напомнить ему, что теперь я уже не просто беззащитная слабая девушка, не способная дать отпор, а сильный и умелый воин, ему пришлось признать мою правоту. Немалую роль в этом сыграл и Гералт, чье явное нежелание моего присутствия в отряде дало прямо противоположный результат.
Но даже спустя много часов после нашего спешного выхода из замка, Аларис хранил гордое молчание, всем своим видом показывая, что, пусть он и принял мое решение, одобрения мой поступок все равно не получит.
Ну а я уже всем сердцем предвкушала долгожданную встречу с братом: еще в замке вампир кратко пересказал мне план похода. Войска Гералта и несколько отрядов самого Алариса ожидали нас у небольшой перевалочной крепости в одном дне пути до захваченного замка. И в числе этих отрядов был отряд Дэйкаса. Одна мысль, что я увижу его живым и невредимым, рождала во мне массу восторженных чувств, среди которых, бесспорно, преобладало непреодолимое желание крепко обнять брата и, как в далеком детстве, уткнуться лицом в широкую грудь и всплакнуть. Но вот только детство осталось далеко позади, да и плакать теперь я уже не умела.
Но я искренне жалела об этом в те скорбные минуты, когда вспоминала сдержанный рассказ Алариса во что превратилась такая уютная и успевшая стать для меня родной крепость Артель. О том, как трагически оборвались жизни стольких, по-настоящему, достойных вампиров — и первую строку в этом списке для меня всегда будет занимать командир Ленгли. Жалела, что не могу выплакать грусть, что болью бесчисленного множества светлых воспоминаний давила мне на плечи. Особенно в минуты, когда на ум приходила добрая усмешка командира, его мудрые советы и беззлобные шутки. Как бы я хотела сейчас, чтобы он встретил меня в крепости, окинул суровым взглядом, в котором всегда плясали едва уловимые смешинки, и что-нибудь сказал. И я бы искренне рассмеялась ему в ответ, ощущая безмолвное одобрение и поддержку.
Но это были только лишь мечты, которым уже не суждено было сбыться.
Я вновь вернулась мыслями к разговору, что не выходил из головы все это время: признания Делмы стали для меня настоящим откровением. Признаться, до этого я и не подозревала в этой хрупкой изящной женщине с грустными глазами такой железной выдержки и терпения. И такой ненависти.
Поступки Гералта не заслуживали оправдания — впрочем, он в нем и не нуждался, как и всякий правитель, уверенный в своей правоте. И я не могла винить его за это: даже мой собственный отец вел себя также, когда речь заходила о его собственном удовольствии. Наверное, это беда всех тех, на чьих плечах лежит нелегкое бремя власти.
Но одно дело — просто размышлять об этом, и совершенно иное: лицом к лицу столкнуться с суровой реальностью, когда в глазах матери моего любимого плещется настоящее море грусти и смирения. Смирения с тем, что ей никогда не стать для своего мужа любимой и желанной.
И, видят Боги, мне так не хотелось повторения ее судьбы! Пусть теперь у меня не было сомнений в чувствах Алариса, но спокойные слова Делмы, произнесенные тихим безнадежным тоном, породили в душе волны смятения. До этого разговора я никогда всерьез не задумывалась о нашем совместном будущем, довольствуясь теми крохами внимания, что перепадали мне до побега из замка, но теперь у меня были причины всерьез задумываться об этом.
А где-то в глубине сознания мутным осадком все всплывал неприятный разговор, который мне так не хотелось вспоминать, но и забыть который я не могла.