Слышал я, будто всероссийский сходняк решил, что Серега – голова и один из будущих столпов преступного мира страны, все с этим согласились. И постановили, что быть Сергею «министром иностранных дел» своего сообщества. И теперь он фактически единолично распоряжается неимоверными деньжищами из всероссийского общака.
Этого я вообще не мог понять! Воровские кассы нужны, чтобы греть зоны, помогать родным зеков, помогать освободившимся, нужны на адвокатов и информаторов. Это же общие деньги, и держателю этой кассы нужна хотя бы видимость личной скромности. Общак – это святыня. А Кулинич швырялся долларами, покупал себе машины и дома в Европе, и ни у кого и мысли не возникло, что все это не на его деньги покупается и за такое по-хорошему надо убивать.
Но Серый жил, приватизировал нефть и газ, посматривал на мир своими разными глазами, водил дружбу с премьерами и ворами в законе одновременно. А потом отправил Марину к вам, в Америку, отмывать грязные денежки.
Чем он сейчас занят, этого я уже не знаю, слишком высоко забрался. Слышал, что ваши фэбээровцы пытаются его к банковскому скандалу пристегнуть, только у них вряд ли что-нибудь получится, вывернется он. Затаился где-нибудь ненадолго, а после – вылезет из норы, его теперь только пуля остановить может.
– Он и не прячется, – возразил Черный. – Работу мне предложил, рекламу для него делать…
Балабанов взглянул на Черного с откровенным сочувствием:
– Не связывайся ты с ним, гнида он. И про то, что я тебе рассказал, ему и не заикайся – похоронит и даже не вздрогнет, сволочь. И меня вместе с тобой заодно. И вообще, иди-ка ты отсюда, парень.
Турецкий. 16 сентября, 14.20
– Мужики, Вася вернулся! – Грязнов с треском вломился в кабинет, размахивая кепочкой и источая неподдельный энтузиазм.
– Вася? – одновременно переспросили Реддвей и Турецкий. – Какой еще Вася?
Почти три часа они размышляли, как будут изображать сотрудничество с ФСБ и как все-таки своими силами, не имея ни одной улики, ни одной зацепки и даже не имея результатов вскрытия, придумать «настоящего» убийцу Джеффри, чтобы спрыгнуть с фээсбэшного крючка. Естественно, головы у них уже изрядно опухли.
– Ну напрягитесь, мужики! – Грязнов пританцовывал от возбуждения. – Белявский Василий Максимович. Телефонный мастер, который заведовал… ну?!
– Розничной торговлей наркотиками в гостинице «Москва», – наконец вспомнил Турецкий. – С того света вернулся?
– Нет, представьте себе, из Владивостока. Сегодня утром позвонил куратору, сказал, что сам не понял, что с ним было, но с сегодняшнего дня он снова на посту и готов, как говорится, к труду и обороне. – Не видя должного восторга на лицах друзей, Грязнов почесал в затылке и поинтересовался: – Вам это интересно вообще или нет?
– Интересно, – сказал Реддвей. – Ты его притащил?
– Нет, конечно. Василий личность секретная, и светиться по Генпрокуратурам ему не положено. Но если есть желание, могу устроить вам конфиденциальное рандеву.
– Где, когда?
– Например, прямо сейчас. Например, в номере Пита барахлит телефон…
Реддвей с шумным вздохом поднялся:
– Поехали.
– Куратор Василия о нашем интересе предупредил, – объяснял по дороге Грязнов, – меня он в принципе в лицо знает, так что можем рассчитывать на откровенность.
– Поражаюсь я твоей наивности, – скептически бурчал Реддвей, – двести к одному, что этот Вася – фээсбэшная подстава.
– Нам он дезу никогда не выдавал. – Грязнов самозабвенно защищал потенциального свидетеля.
– Значит, сегодня в первый раз выдаст, надо же когда-то начинать.
– А если не выдаст?
– А если выдаст? Только время потеряем, на радость козлам с Лубянки.
Турецкий в перепалке не участвовал, когда вошли в номер, с удовольствием швырнул телефон об стенку и потоптался по обломкам:
– Для правдоподобности.
И Реддвей обреченно поплелся к дежурному по этажу жаловаться на вдруг сломавшийся аппарат.
Сервис в «Москве» был на высшем уровне – слегка растрепанный, в желтом комбинезоне, Вася появился через пять минут.
– Вячеслав Иванович? – понимающе кивнул он Грязнову.
– Садись, Василий, – кивнул на кресло Грязнов. – Тут товарищи интересуются, был ты знаком с Апраксиным?
Имена интересующихся товарищей Грязнов называть не стал. Василий снова многозначительно кивнул и уселся, нервно потирая руки:
– С мужиком, который из восемьсот первого выбросился? Мне только сегодня тут рассказали про самоубийство. Так вот, нас официально, понятное дело, никто не представлял, а в лицо, конечно, знали друг друга.
– Когда вы в первый раз продали ему наркотик и какой именно? – сурово спросил Реддвей.
– Лет пять или даже шесть назад, я тогда только начинал… ну, работать. Швейцар наш, Полуэктов, меня к нему подослал, а покупал он всегда только кокаин, сразу по нескольку доз: две, иногда три брал. Он в последнее время часто у нас жил, почти каждый месяц наведывался.
– А как он с вами связывался? – поинтересовался Турецкий. – Каждый день ломал телефон?