Убей, укради, предай

– Я же вас предупреждал, Александр Борисович, что в деле Степан Степаныча вы вышли за границу своей компетенции, помните?

– На склероз пока не жалуюсь.

– Напрасно вы меня не послушались. И теперь у всех у нас большие проблемы, решать которые придется вам, Александр Борисович. Чтобы настроиться на нужный лад и конструктивно воспринять нашу просьбу, подумайте о семье. – «Коллега» (Турецкий наконец хорошенько его рассмотрел) развалился, опершись плечом о дверцу машины, разбросав руки и вытянув по диагонали длинные ноги, и добродушно щурился, всем своим видом давая понять, что он полностью контролирует ситуацию и Турецкому не стоит даже рыпаться. – Вашей жене и дочери совершенно не нужна звезда Героя России, врученная вам посмертно, хотя они, наверное, как-нибудь это переживут. А вот переживете ли вы, случись что-нибудь с вашей девочкой? Ниночка и так поздний ребенок, будут ли у вас еще дети?

Турецкий молчал, его это даже уже не злило. Лезть в драку – простора маловато, пистолет не достать – он один против троих, которые пасут каждое движение, а просто скандалить и глупо и несолидно. Хотя за упоминание о Нинке всуе непременно надо будет этого «коллегу» примерно проучить. Со временем, конечно.

А «коллега», решив, что молчание Турецкого – знак согласия на все, наконец изложил свою просьбу:

– Тот урод, которого вы сегодня арестовали, не должен дожить не только до суда, но и до первого допроса. Я понятно излагаю?

– Понятно.

– Никакой яд и прочие прибамбасы вам не понадобятся, застрелите его из собственного пистолета прямо на допросе, а начальству скажете, что он полез в драку и чуть не сломал вам шею. Поскольку его бы все равно ожидала «вышка», к вам особых претензий не будет, а мы уж найдем, как вас отблагодарить. Если не хотите денег, можно премировать вас иным способом, например…

Какие блага ожидают Турецкого после убийства Гусарова, «коллега» договорить не успел – появились мальчики с наганчиками в камуфляже и спецназовских шапочках. Они окружили машину и вежливо попросили всех пассажиров выйти на свежий воздух. После чего «коллегу» со товарищи скрутили и погрузили в фургон, а Турецкому предложили погулять пару минут по тротуару.

Не через пару, но через семь минут подъехал Селезнев. Ругаясь на пробки, из-за которых он с Лубянки добирался так долго, генерал заглянул в фургон и, выматерившись, подошел к Турецкому:

– Вы снова оказали нам неоценимую услугу.

– Ваш фрукт? – поинтересовался Турецкий.

– Наш, и будьте уверены, с его благотворительной внеслужебной деятельностью мы разберемся полностью. Запись вашего разговора у нас есть, – кивнул Селезнев на сотовый, который Турецкий все еще вертел в руках. – Так что отпираться ему будет затруднительно. Ну и насчет Гусарова сегодня давайте определимся?

– Я сам еще его не допросил, – ответил Турецкий. – Но у меня к вам тоже просьба: проверьте вашего фрукта на предмет инсценировки самоубийства Дмитрия Балабанова шестнадцатого сентября в Марьиной Роще и подрыва джипа американского гражданина Порфирия Черного семнадцатого сентября на Цветном бульваре.

Селезнев как прилежный школьник все тщательно записал и прочувствованно пожал Турецкому руку.

Сомнительно, что фээсбэшники станут за него вкалывать, но чем черт не шутит. О Балабанове Турецкий вспомнил, поскольку «коллега» был как раз «красивый, здоровенный» и наверняка вполне органично смотрелся в форме, а машину «ведущего американского специалиста» назвал скорее на всякий случай, для очистки совести.

18 сентября, 15.40

– Ну где ты шляешься?! – возмущался Грязнов. – Через аэропорт, что ли, ехал или через Тулу? Обещал же через пять минут, я уже в контору тебе звонил – никого, на сотовый – занято, случилось что?

– Я пешком шел, – похвастался Турецкий, – а по дороге беседовал с «доброжелателями».

– Ну?

– Что – ну? Селезнев его повязал.

– Ковтуна Евгения Арсеньевича? – обрадовался Грязнов.

– Как ты все помнишь, Слава, – искренне восхитился Турецкий. – Я вот тужился, а так и не вспомнил, надо было у Селезнева спросить, Ковтун он или нет. Гусаров что?

– Сидит, чистосердечное пишет, тебя ждет. Я ему весь свой кофе споил, чтоб простимулировать процесс воспоминаний. Держится вроде достойно, к психиатру не просится, в отказ не идет.

– А что ты уже выяснил?

– Он служил в ГРУ, пять лет как в отставке. Паспорт на Гусева поддельный, хотя штамп с пропиской на Вернадского – настоящий. Считает себя «продвинутым» киллером, насмотрелся, блин, фильмов про Сталлоне и тоже завел себе электронный «почтовый ящик» для заказов на ликвидацию. С Чеботаревым его, я так понимаю, прижали и заставили работу доделать. Мне лично он показался неглупым, но то ли он патологически жаден, то ли патологический индивидуалист, – короче, сообщников у него нет, и, видимо, этим вызваны его регулярные проколы на мелочах. Еще выяснили, что база у него в Малаховке, Семаго туда с бригадой поехал, если захочешь, можем потом тоже съездить посмотреть. Все, собственно. Дальше я давить не стал.