Спустя пятнадцать дней затишье кончается и развитие событий принимает неожиданный оборот. Бестиунхитран, повергнув врага, строит новые планы.
Его личный адъютант доставляет дону Карлосику, Банкаррентосу и Бартоломе Ройсалесу собственноручно написанные президентом приглашения отобедать с ним в усадьбе Каскота.
Дон Карлосик встает с постели и отправляется в ванную, Банкаррентос выходит из своего кабинета, дон Бартоломе предлагает созвать совет друзей, чтобы решить — принять или отклонить приглашение. Друзья собираются в кабинете Банкаррентоса.
— Может быть, он хочет и нас прикончить? — спрашивает дон Карлосик.
Остальные его успокаивают. Для этого нет нужды приглашать, достаточно прислать солдат.
— Думаю, нам надо пойти, — полагает дон Бартоломе Ройсалес. — Я готов запродать ему свою душу, чтобы он только не трогал мои денежки.
— Кроме того, — говорит Банкаррентос, — у нас нет иного выхода. Я просто боюсь отказаться от приглашения Толстяка.
В общем, получилось так, что совет был созван лишь для того, чтобы договориться, как им одеться к званому обеду.
— Я отправлюсь в белом костюме и в панаме, — сообщает дон Карлосик.
Когда в «роллсе» Ройсалесов все трое приезжают в Каскоту, маршал — в сапогах и в крестьянской блузе — встречает их на галерее своего дома в мавританском стиле, сердечно приветствует, показывает клетки с бойцовыми петухами и, по возвращении в дом, представляет их своей жене Грегорите, даме с черными усами и стеклянным глазом, никогда не показывающейся на публике, а также своим дочерям Руфине и Тадифе, которые очень милы, ибо открывают рот только тогда, когда их смешит какая-нибудь глупая шутка.
После представлений женщины удаляются, мужчины пьют аперитив на галерее с видом на парк (который охраняется от посторонних батальоном президентской гвардии) — тела расслабляются, души распахиваются. Они вчетвером, лишь вчетвером, едят заливного поросенка, а на десерт Бестиунхитран открывает огонь или, лучше сказать, выкладывает карты на стол.
— Хочу заверить вас, что я первый сожалею о смерти умеренных, — говорит Бестиунхитран.
— Мы — вторые, — говорит Банкаррентос, не противореча маршалу и не роняя собственного достоинства.
В общем, все ясно: Благодилья, Пиетон и сеньор Де-ла-Неплохес вынудили маршала их расстрелять, а он, сделав это, только выполнил долг перед государством: сохранил внутренний мир и спас страну от анархии.
— Кроме ощутимой утраты, которую мы понесли, распрощавшись с этими людьми, — говорит Бестиунхитран, — без них осиротел и парламент. Умеренная партия ныне не имеет представительства.
Собеседники соглашаются и признаются, что это обстоятельство их более всего тревожит.
— Палата представителей не сбалансирована, — говорит Бестиунхитран. — Чьи-либо слишком пылкие выступления непредвиденным образом могут повлечь за собой принятие законов, противоречащих интересам какой-нибудь социальной группы или класса.
Все с ним соглашаются, не совсем понимая, куда он клонит.
— Следует нормализовать положение, — продолжает маршал (у остальных спирает дыхание в груди), — и мне думается, самое целесообразное решение состоит в том, чтобы я лично назвал бы вместо выбывших… имена трех новых парламентариев…
Тишина. Бестиунхитран продолжает:
— …которые, конечно, могли бы рассчитывать на поддержку Умеренной партии и пользовались бы ее доверием.
Молчаливое одобрение.
— А вы наметили кандидатуры, сеньор президент? — осторожно спрашивает Банкаррентос.
— Да, сеньор Банкаррентос, — говорит Бестиунхитран, — я наметил. Это — вы трое.
Все трое избранных облегченно вздыхают, переглядываются, кивают в знак согласия.
— Думаю, что ваш выбор вполне разумен, — заключает Банкаррентос.
Все довольны, Бестиунхитран развивает свои планы:
— Когда вы попадете в парламент и снова установится равновесие, у вас будет возможность сделать много полезных дел, в том числе следующее: предложить проект закона, который гарантировал бы права собственности всех пончиканских граждан, независимо от их рода или происхождения.
Рты открываются. Идея слишком заманчива, чтобы ей поверить без оговорки. Дон Бартоломе находит слабое место:
— Но ведь нас только трое. Против проекта будут голосовать семеро.
Бестиунхитрана забавляет наивность вопроса, он говорит без обиняков:
— Если я подаю вам идею, сеньор Ройсалес, значит, уверен в ее осуществимости. Я позабочусь, чтобы депутаты от Прогрессивной партии проголосовали за Закон об утверждении в правах собственности, как будет называться свод этих правил, которые я в общем уже обдумал.
Едва сдерживаемое ликование. Гости смотрят друг на друга, обалдев от радости от вести о неминуемой кончине Закона об экспроприации.
— Полагаете ли вы, что мы можем трудиться в добром согласии? — спрашивает Бестиунхитран.
В ответ раздается троекратное «Да, сеньор». Бестиунхитран продолжает:
— Отлично. Как только будет ратифицирован Закон об утверждении в правах собственности, вы должны оказать мне одну любезность. Готовы ли вы оказать мне любезность?
— Какую угодно, с великим удовольствием! — говорит дон Карлосик.
— Все, что в наших силах, — уточняет Банкаррентос.