Убейте льва

— …и никому не повредит, — добавляет Ройсалес, думая о своих капиталах.

Бестиунхитран их утешает:

— Только в пределах ваших возможностей, никому не во вред.

И убивает наповал:

— Все очень просто. Вы предложите сделать должность президента пожизненной.

Гробовое молчание. Ошеломленность. Настороженность. Растерянность. Бестиунхитран излагает свои соображения:

— Стране необходим прогресс. Чтобы достичь прогресса, нужна стабильность. Стабильность у нас будет, если ваша собственность и мое президентство станут неколебимы. Все вместе, все довольны и — вперед, к победе.

— Я полностью с вами согласен, сеньор президент, — говорит дон Карлосик.

— Очень рад, сеньор Беррихабаль, — говорит Бестиунхитран и предупреждает других: — Без пожизненного президентства жизнь будет намного сложнее. Закон об утверждении в правах собственности, например, едва ли получит всеобщее одобрение в парламенте.

Банкаррентос и дон Бартоломе Ройсалес, повесив нос, принимают предложение Бестиунхитрана и поднимают тост за новый альянс.

— Во-вторых, было бы целесообразно, — говорит Бестиунхитран, облизывая губы после коньяка, — чтобы Умеренная партия, у которой нет своего кандидата в президенты, выдвинула бы меня.

Снова слышно, как муха жужжит. Бестиунхитран поясняет:

— Так мы сразу убьем двух кроликов. Умеренная партия сможет со всем народом отпраздновать мою победу, а мы можем не опасаться, хотя бы и в далеком будущем, что пожизненным президентом станет какой-нибудь безвестный проходимец.

— Я полностью с вами согласен, сеньор президент, — снова говорит дон Карлосик.

— Очень рад, сеньор Беррихабаль, — снова говорит Бестиунхитран. — А вы? — спрашивает он остальных.

— Мы — умеренные, сеньор маршал, — пускается в объяснения Банкаррентос, — но мы — не вся партия.

— Вы ее именитые члены, — говорит Бестиунхитран. — Я уверен, что вы можете достойно представить меня остальным, предложить в качестве кандидата и рассказать своим собратьям о тех выгодах, которые им сулит такой поворот дела. С другой стороны — и думаю, это главное, — если я не стану вашим кандидатом, толковать нам больше не о чем.

Дон Карлосик встает и говорит:

— Сеньор президент, рассчитывайте на меня. Я устрою в вашу честь празднество в моем доме, я представлю вас всем членам казино, и вы, таким образом, получите возможность поговорить с ними, узнать их чаяния, услышать их претензии. Я уверен, что мои друзья, здесь присутствующие, помогут нам, вам и мне в трудном деле по переубеждению моих сотоварищей.

Все согласны, еще один тост, конец обеда.

На обратном пути Банкаррентос спрашивает дона Карлосика:

— А как же твоя жена, которая величает Толстяка убийцей, примет его в собственном доме?

Дон Карлосик, думающий о том же самом, не отвечает. И вытирает платком потный лоб.

Глава XVI. Надо убедить Ангелу

— Сначала падре Ирастрельяс объявит программу, — говорит Ангела в своем будуаре Пепите Химерес. — Затем ты прочитаешь стихи, а после тебя Убивон произнесет речь, уже подготовленную и очень интересную. Потом будет антракт, а второе отделение начнется с «Оды Демократии», которую ты должна прочитать с выражением, ибо это одно из самых волнующих произведений Касимиро Пиетона и последнее из написанных. Вечер закончится живой картиной, в которой выступит Кончита вместе с девочками из балетной школы; я надеюсь, это будет прекрасный финал. На Густаво рассчитывать нечего. Он наотрез отказался участвовать. Струсил. А жаль, у него великолепный голос… Что это с тобой?

Пепита, понурая и скорбящая, не слушает Ангелу. Она всхлипывает. Ангела сочувственно берет ее за руку, спрашивает:

— Ты плачешь из-за Пепе?

Пепита заливается горючими слезами. Мало-помалу плач утихает, переходит в икоту. Ангела терпеливо ждет ответа.

— Я этого не перенесу, Ангела. Он вежлив, но ни одного ласкового слова. Ни слова о том, что я хочу услышать. Он почти и не смотрит на меня, а когда смотрит, будто и не помнит… о том… что было.

Ангела встает с кресла в стиле Людовика XVI, подходит к туалетному столику, берет шоколадную конфету, кладет себе в рот и, протягивая коробку Пепите, изрекает такую сентенцию:

— К несчастью, Пепита, мы не властны над чужими душами. Если приходят неприятности, хоть это и грустно, что они приходят, надо уметь их преодолевать и жить дальше.

— Но мне уже тридцать пять, Ангела. Этому человеку я подарила молодость.

— Ты была влюблена. И не надо его упрекать.

— Но в его письмах столько нежной страсти!

— А когда он прислал тебе последнее письмо?

Пепита опускает глаза, прожевывает конфету и отвечает:

— Двенадцать лет назад.

— Видишь? Ты его не забыла, но нельзя требовать этого же от мужчины. Ты несправедлива к нему.

Пепита поднимает глаза и вперяет взор в Ангелу:

— Значит, нет никакой надежды?

Ангела испытывает некоторое смущение, но решает быть откровенной:

— По-видимому, никакой.

Пепита, слыша подтверждение своих худших предположений, стонет:

— Я давно покорилась судьбе. И была даже счастлива. А теперь, когда он приехал… Я так страдаю.