Убежать от зверя (ЛП)

— К моему времени, — понимаю, это звучит глупо, особенно произнесенное вслух, и все же, для Лео это много значило. — Он думал, что в лагере я слишком много времени проводила с другими парнями. Он вел себя так, будто это моя вина, не в том плане, что я просила об этом, а потому, что я не была рядом с ним, и он не смог защитить меня. После того, как мы расстались, я узнала об этом, а затем я просто… ударила его по лицу.

— Ты ударила его по-настоящему сильно? — спрашивает доктор Хатт, демонстрируя значительный дефицит профессионализма.

— Он пришел на ланч с красной отметиной, — признаюсь я и улыбаюсь, вспоминая об этом. — Но я не выбивала ему зубы или еще что в этом роде.

— В конечном итоге, вероятно, это к лучшему, — произносит он.

— Если не возражаете, я замечу, что вы очень странный психотерапевт, — осторожно говорю я.

— Потому что я выбрал диван и не прошу тебя излить мне свою историю жизни? — интересуется он. — Это старомодный подход.

Вопреки всему, я смеюсь.

— У этого есть свой смысл, — продолжает он. — Но, по большей части, ты корректируешь оценку самой себя. Ты не ведешь себя как человек, которого изнасиловали. Ты ведешь себя как человек, близкий друг которого был изнасилован. В каком-то смысле, если твои воспоминания вернутся, ты сломаешься. Это не делает тебя слабой. Просто так это обычно происходит. И когда это произойдет, я уже буду знать, кто ты, о чем ты думаешь, и таким образом буду в состоянии помочь тебе вылечиться.

— Спасибо, — благодарю я. — Я подумаю об этом.

— Не пойми меня неправильно, — говорит он. — Твой случай очень интересный. Большинство моих коллег ведут дела со срывами, потому что они не требуют много профессионального терпения. Ты вынуждаешь меня сидеть здесь, узнавать так много, как только могу, и ждать, когда стихнет шторм, чтобы сделать свою работу. И я очень близок к пенсии, поэтому у меня есть время. У некоторых других врачей, или, по крайней мере, других врачей моей квалификации, не нашлось бы этого времени, ни за разумную цену и, определенно, не в этом городе, где нет приличного кофе.

— Уверяю вас, — снова повторяю я, — вы полюбите Альму.

— Это к делу не относится, — говорит он. — Я буду приезжать сюда по средам, а твои родители будут находить повод, чтобы покинуть дом, и в течение часа мы будем беседовать с тобой. Мы можем при этом делать твою домашнюю работу по математике, но мы будем разговаривать. И в один день это все окупится.

— Надеюсь на это, — говорю я. — Практически в каждой программе интересующих меня университетов математика — профилирующий предмет.

— Когда я просил тебя быть честной, я не ожидал такого сарказма, — говорит доктор. Хотя он не выглядит злым. Более того, он выслушал все, что я вообще смогла предложить на рассмотрение, и не проявил интереса переступить через это. Я решаю, что это просто слишком плохо для него. Это моя вечеринка, и если захочу, я буду чрезмерно саркастичной.

— Извините, — говорю я. — Это отголоски подросткового периода, и я все еще очень хороша в этом.

— Ты все еще посещаешь вечеринки и тому подобное? — спрашивает он.

— На самом деле, пока здесь еще не было ни одной, — говорю я. — В первые недели обычно очень тихо. Хотя они начнутся спустя несколько недель, и на этих выходных будет нечто подобное.

Доктор Хатт делает паузу, сжимая свою кружку с наполовину выпитым кофе, и я понимаю, что он думает о начале следующего месяца. Полагаю, также он взвешивает, прозвучит ли непрофессионально еще одна шутка про обычаи причудливого маленького городка.

— Ты планируешь туда пойти? — наконец, спрашивает он, и я благодарна ему, что не надо ничего объяснять. Он может выяснить это у Альмы.

— Возможно, — отвечаю я. — Я имею в виду, обычно в эту ночь мы презентуем черлидинг. Все выпускники возвращаются для последнего просмотра и все такое, а затем мы все едем на чью-нибудь ферму, где все тайком проносят пиво в гараж. Если я не пойду, люди подумают, что я хрупкая, а мне этого уже достаточно.

— Логично, — говорит он. — Но ты должна быть готова к тому, что это может спровоцировать твои воспоминания. Это может быть что-то, что вызовет у тебя ассоциации с той ночью танцев в лагере.

Я думаю о запахе сосны, который сбросил меня с дороги, когда я бегала. Это может быть запах или темнота, или ритм музыки. Это может быть что угодно.

— Я не хочу бояться, — говорю я.

— А, возможно, следует, — замечает он. — Но я верю в тебя. Ты похожа на тот тип людей, которые едят боязнь на завтрак.

— На самом деле, я не такая, — признаюсь ему. — Но совершенно уверена, что моя подруга Полли такая, поэтому обычно я держусь рядом с ней.

— Находи таких людей, — говорит он. — Я уверен, рядом с тобой уже есть такие, но продолжай в том же духе. Люди будут говорить, что ты ведешь себя неправильно, но, на самом деле, нет правильного пути. Все, что позволяет тебе двигаться вперед, является правильным так долго, пока не причиняет вреда. Тебе нужно найти свой путь.

— Вы определенно очень странный психотерапевт, — замечаю я.