Убежища (СИ)

Слева - рабочий стол самого ректора с чернильным прибором, шкафы, шкафчики и сундуки. В самом левом углу - маленькая дверь, но она всегда заперта. За нею ректорова спальня, но он предпочитает выходить из нее в коридор и появляться на своем месте через высокие двери для посетителей. За спиной его - довольно большое распятие темной меди. Выглядит оно так, словно Христос еще не умер, а мучается без сознания и пытается как-то подтянуться кверху, опираясь лопатками и затылком. Распятие это могло бы и испугать, потому Простофиля Бенедикт и оставил его у себя за плечами. Видят мучения Спасителя студенты, их родители, попечители и всяческие посетители, но не он сам. Сам же он, как ему известно, смотрится на этом месте или грозно, или страшновато: лицо его, не снабженное лишней плотью, чем-то напоминает корабль - обводы от углов лба через скулы и углы челюсти к единственному углу подбородка. И нос торчит, как корабельное украшение. Предки откуда-то из-за Карпат снабдили его толстыми складками верхних век. Поэтому широкие брови нависают низко, и ректор всегда кажется хмурым. Сами глаза серовато-голубые, но цвет их определяется с трудом. Простофиля Бенедикт не любит смотреть в лицо кому-либо и допускает только краткие внимательные взгляды, а людей это может припугнуть.

Между окнами - и к этому месту ведет всегда сохраняемый проход в стаде стульев - висит его тайна, не совсем священный предмет, но что-то подобное. Это карта - не карта, а, скорее, рисунок, изображающий карту. По нему не поймешь, шар Земля или плоскость. Там Европа, часть Азии, Африка, Индия, острова Вест-Индии и часть линии вновь открытого берега. Этот лист заключен в глубокую темную рамку, как в ящичек, и на рамке по-гречески вырезано (хоть проще было бы прямой латынью): "Мир прирастает, мир расширяется". Посетители его видят спинку кресла, распятие, но карту - редко. Игнатий, подарив ее, сказал, что ориентироваться по ней, путешествовать с нею нельзя. Просто, дескать, изображение ныне известного мира, украшение на память.

"Почему не оставишь себе? Почему ты вообще больше не плаваешь, ты ведь не стар?" - спросил тогда Бенедикт.

"Надоело убивать черных, красных, желтых" - досадливо ответил Игнатий, - "Не хочу вспоминать".

"Только ли это? Почему ты вообще здесь?"

Тот отмахнулся:

"Ценятся мальчики. А я..."

"Но здесь ты привязан к месту, здесь опасно"

"Из-за тебя, дурак. Ты меня принял и оставил себе. Ты меня завел, как я могу завести собаку"

И немного времени спустя он притащил-таки себе Урса, щенка. Бенедикту всегда казалось, что Игнатий разговаривает с Урсом на каком-то их родном языке, а с ним, Бенедиктом, да и со всеми остальными людьми - на плохо усвоенном иностранном.

Нахмурясь, ректор ухватил со стола первую попавшуюся работу. Развернул и просмотрел введение. Это были комментарии одного из докторов к позднему диалогу Платона, сверутаязаписка. Втайне Бенедикт ни Платона, ни его последователей не любил - любил в юности, а потом перестал доверять - не мог, ну не мог он поверить, что мир на самом деле столь целостен и прекрасен, а люди так достойны и безошибочно созданы, как считал этот прекраснодушный философ. Сейчас Бенедикт понял, что завидует - Платона при всех его особенностях никто не попытался бы загнать на костер, за то, кто он есть. Раздосадованный, Бенедикт отиолкнул свиток; тот, свернувшись, отлетел и лег на стол, как уснувшая змея...

Тут крепко стукнули в дверь, и вошел Игнатий.

- Это я, - начал он, - Хочу испросить отпуск.

У Бенедикта от сердца отлегло, и он впервые за две недели по-настоящему вдохнул. Мир теперь не был плоским, а свет обрел привычные оттенки.

- Слава Богу. Образумился. Сейчас.

Бенедикт написал отпускное свидетельство без указания конечного срока, заверил подписью и печатью, свернул и передал через стол. Игнатий упрятал его под колет. И тогда Бенедикт робко спросил:

- А куда ты?

- В монастырь, - улыбнулся проситель, - Пусть молятся за меня. Да я и сам помолюсь.

- А-а! - только и выдохнул Бенедикт; ему казалось, что друг его только что удачно обвел вокруг пальца. Тогда он собрался, привычно схватился за подбородок и строго спросил: - Как ты доберешься?

- Разреши взять мула.

- Хм. Твоя задница это выдержит?

- Я надеюсь. Не знаю.

- Ладно.

Бенедикт написал и разрешение на мула. Игнатий взял его, улыбнулся и ушел. Ректор сидел, не вставая - как и во время разговора. Дышал он все еще поверхностно и, оборотившись к окну, разминал затылок. В окно из кусочков все равно ничего не увидишь. Но Простофиля Бенедикт внутренним взором созерцал:

Вот раскрываются решетчатые ворота. Вот выезжает Игнатий на ушастом буром муле, и сиди он нетвердо. А вот следом выходит Урс и ворота закрываются.

***