Убежища (СИ)

Во дворе, у самого порога ему стало дурно. Он надеялся, что Тео не заметит - тот стоял, глядел вроде бы в бесконечную даль, но на самом деле просто созерцал кирпичное крыло библиотеки - приковало взор, красное, яркое. Бледный свет, такой навязчивый, обесцвечивал и без того бледный камень построек, отнимал у вещей и вес, и объемы, и тяжесть, и сущность, но прозрачными они быть не могли. Тео с усилием отвел глаза и увидел, как ректор опирается рукою о стену, чего не позволял себе никогда. И вот этот скелет навис во весь рост над малорослым-доктором, хмуро уставился в лицо оловянным взглядом и потребовал:

- Тео, Вы не давайте ему спать, хорошо? Я скоро приду.

Тут Тео почувствовал себя так, как полагается нашалившему и глупому студенту. Он хотел оправдаться, но не мог угадать, в чем же ему надо оправдываться прямо сейчас? А ректору между тем удалось оторвать ладонь от стены, отступить и выпрямиться. Смотри-ка, думал Тео, сердца он не чувствует - вон как прыгает одежда. Подожди, погоди-ка, он ведь все еще с ножом, так и не снял с шеи да и забыл о нем напрочь! Доктор медицины, студенческое светило Ставрос хотел было предложить помощь и этому упрямцу, но промолчал. Он был уверен - Бенедикт либо сошел с ума, либо намерен совершить что-то. Он не просто слоняется, как вчера. Что ж, насколько Тео знал упрямого ректора, тот либо умрет в пути, либо действительно что-то сделает, либо взвалит на себя еще и обвинение в колдовстве, потому что силами природы здесь не справиться. А противостоять ему бесполезно и даже опасно. Что ж, пусть себе идет и оставит нас всех, наконец, в покое!

Тео вернулся к созерцанию кирпичей. Но, когда затихли шаги Бенедикта, ему стало так печально, так противно, что он скомкал бороду в кулаке и поспешно вернулся к больному. Но Тео-Крестоносец знал: ничего он больше не сделает, пациенту он бесполезен совершенно.

***

Второй привратник хотел, чтобы не скрипели ворота. Почему-то начал раздражать его этот ржавый скрип. Сообразив, что ректор собрался покинуть территорию университета, привратник заблаговременно отодвинул створку и сделал это так осторожно, что она промолчала. Ректор то ли не заметил ничего, то ли по своему обыкновению задумался - на поклон не ответил и проскользнул в щель. Второй привратник жил так, чтобы не знать ничего лишнего - время проводил только с семьей, компании с подозрительными людьми не водил и всех, у кого уже есть докторская степень, боялся на всякий случай до трепета. Он знал, конечно: сторожевого пса отравили, его коллегу оскопили, а ректор сходит с ума. Но он не желал знать, как все эти события между собою связаны и почему так произошло. Еще меньше ему хотелось думать о том, что же теперь будет. Но ректор ушел, ворота нужно было прикрыть, двор - подмести...

А Бенедикт ничего не желал знать ни о привратнике, ни об университете. Если он еще о ком-то и помнил, то это Тео, нужный доктор Тео. Но ни сам Игнатий, ни душа его не желали сейчас удерживаться в памяти. Что ж, подумал Бенедикт, если не мешать ему... Эта мысль не завершилась, ее оттеснила другая - как можно вернуть пролитую и давно свернувшуюся кровь? Должен ли он сохранить ее при себе, если разыщет? Верить предсмертному бреду - зачем? Но Бенедикту верилось, и выбор его свелся к двум возможностям - либо его путь отклонится чуть влево, как он и замыслил - тогда он уйдет к виселице и вверх по оврагу; но есть и путь резко вправо, которым вчера убежал Игнатий - мимо елочек, в переулки и на пустыри. Начинать следовало с чего-то одного, потому что времени почти не осталось.

Тут дорога околдовала Бенедикта, совсем как в молодости. Войдя в возраст, он стал оседлым не из-за слабости, не благодаря честолюбию. Оседлый может воплотить мысли, которым давно задолжал воплощение, а потом пасти их и растить. Путешествовать с юношами становится все скучнее, да и взрослый мужчина среди мальчишек выглядит развратным неудачником. Итак, дороги сами, соперничая, ложились под ноги, а разум плавал где-то в белесом свете. Повязка сползла, и кровь просочилась из свежей раны, стекла по ладони и закапала со среднего пальца. Она оказалась чуть менее черной, чем он ожидал. Так, может быть, его кровь сумеет разыскать кровь Игнатия и что-то с нею сделать? Приятно удивленный, Бенедикт поглядел вправо, свернул туда и шагнул к деревцам, где вчера Игнатий сбил его с ног и покалечил сердце. Если кровь будет капать, то станет чем-то вроде крошек Ганса и Гретель, и тогда... Дальше нужен был еще один выбор: или свернуть в переулочки, точно следуя вчерашнему пути Игнатия - там сейчас гуляли гуси, а то и свиньи, этот путь может заиграть тебя, заставить крутиться до самой смерти и не выпустить никуда, или же пройти чуть дальше, миновать территорию опасной черни и сразу выйти к палачам. Этот путь Бенедикт и выбрал, но кровь внезапно остановилась, его прихватил могильный холод. Если кровь не пойдет, если она остановится, он останется здесь, а переулки станут играть им, путником, не выпуская.