Убежище

– Вы с ним знакомы? – поспешно спросил инспектор.

– Лично – нет, но поскольку я занимаюсь распределением мест на ярмарке, я часто вижу его имя в списках. Месье Дюбрей сможет рассказать вам больше, он знает всех, ведь фермеры – одна большая семья! Он должен вернуться через час, оставьте ваши контакты, и он вам перезвонит.

Дамьен продиктовал номер телефона полицейского участка и повесил трубку. Он закрыл глаза, чтобы подвести итог. Возможно, усталость повела его по ложному следу? Сначала часы, теперь эта ярмарка… Но зачем Сандрине нужно было лгать?

Инспектор видел только один способ узнать правду – допросить пострадавшую. Уличить ее во лжи, заставить обороняться, и пусть ее слезы и крики нарушат больничную тишину, ему нужно было получить ответы быстро, пока комиссариат не опустел, а дело не передали другой команде.

Он встал, чтобы налить себе еще кофе, когда кто-то постучал в дверь его кабинета. Антуан просунул голову в дверной проем, не дожидаясь ответа.

– Шеф?

– Что, Антуан, нужна помощь в освобождении склада? – пошутил он, заметив его красные щеки и закатанные рукава рубашки.

– Э… нет, это психиатр…

– Что – психиатр?

– Она здесь и хочет с вами поговорить, – сообщил Антуан.

Вероника вошла в кабинет и села напротив Дамьена. Ее бледное лицо и круги под глазами свидетельствовали о недостатке сна. Светлые волосы, обычно собранные в короткий конский хвост, небрежно свисали с обеих сторон лица. Не успев сесть, она тут же зажгла сигарету и нервно сделала первую затяжку.

– Я смотрю, у вас тут переезд идет полным ходом? – удивилась она.

– Да, в некотором роде, – ушел от ответа Дамьен. – Чем обязан вашему визиту?

– У нас проблема, – холодно сообщила Вероника.

– В чем дело?

– Сандрина. Она не помнит о нашей вчерашней беседе. Она утверждает, что мы с ней никогда не разговаривали. Я только что общалась с ней целый час, ни одно воспоминание не всплыло на поверхность.

Дамьен лишился дара речи. Когда у него наконец возникло ощущение прогресса и он обнаружил деталь, способную продвинуть расследование, эта новость делала невозможным продолжение и лишала его всякой возможности допросить Сандрину, чтобы добиться от нее правды.

– Может, все дело в медикаментах?

– Нет, что вы, – возразила психиатр. – Дозировка тщательно рассчитана, чтобы избежать потери памяти или других побочных эффектов. И это еще не все. Она снова вернулась на остров.

– На остров?

– Да, она вернулась к своей первой версии истории, где нет никакого упоминания о погребе и ее заточении. Если бы у меня не было записи, я бы решила, что мне все это привиделось.

– Как она могла забыть о нашей беседе? Черт!

– Сначала я подумала о внезапном упадке сил, но этого было бы недостаточно, чтобы стереть из памяти столь насыщенный эмоциями разговор, – призналась психиатр, тоже сбитая с толку произошедшим. – Мы же разговаривали не о погоде и не обменивались банальностями, мы показали ей труп ее мучителя, и это взволновало ее до такой степени, что она рассказала нам все, что пережила, без всяких расспросов!

– Тогда как же такое возможно?

– Есть только одна причина, по которой Сандрина вернулась в свое убежище на острове, – она не чувствует себя в безопасности в реальной жизни. Она боится.

Дамьен посмотрел на Веронику. Молодая женщина опустила взгляд и перенеслась мыслями куда-то далеко, за пределы этого кабинета. Впервые с момента их первой встречи полицейский различил неуверенность в ее поведении. Ему даже показалось, что Сандрина – не единственная, кто испытывает страх.

– Мы показали ей снимок ее палача, лежащего на земле с черепом, проломленным камнем. Чего ей теперь бояться?

– Не знаю, инспектор. Но этот страх достаточно сильный, чтобы заставить ее вернуться в убежище, – добавила Вероника.

– И сколько времени это продлится? – проворчал Дамьен.

– Пока ее страх не исчезнет, полагаю. Мы снова вернулись в исходную точку. Обнаружение погреба освободило ее всего на несколько часов.

Инспектор в свою очередь закурил сигарету. Он бросил курить много лет назад, но быстро вернулся к этой привычке после исчезновения Мелани. С тех пор он постоянно обещал себе избавиться от этого ненужного и вредного пристрастия.

– А вам не приходило в голову, что она может нам лгать? – осторожно спросил он.

– Как это?

– Не знаю… Например, что она скрывает часть правды…

– Почему вы об этом заговорили? Мне кажется, я бы различила признаки мифомании, – с вызовом ответила она. – К тому же доказательства, найденные в погребе, свидетельствуют о том, что речь идет о событиях, происходивших на самом деле.

– Я не хочу сказать, что она все придумала, но я обнаружил нестыковки в ее последнем рассказе…

– Это нормально, детали могут быть… изменены или смягчены болью, – перебила его Вероника. – Как правило, речь идет о незначительных расхождениях, оговорках, которые мозг будет исправлять по мере проведения терапии.

– Нет, это не простая оговорка…

Фраза на несколько секунд повисла в воздухе, словно истина, к которой никто не решался повернуться лицом.