– Вы что-то нашли? – осмелилась она спросить, глядя на расстроенное лицо мужчины, который, казалось, не замечал льющегося на него дождя.
– К несчастью, да, – бросил он, прежде чем направиться к задней части здания, не добавив больше ни слова.
Вероника вошла в дом, где ее тут же встретил серьезный Антуан, который жестом пригласил ее пройти за ним на кухню.
– Мы нашли доказательства, которые позволяют нам утверждать, что дети, объявленные пропавшими в нескольких комиссариатах Франции, находились здесь.
– Сколько их?
– Десять.
– О, боже… Сандрина не была единственной… десять… столько же было детей в лагере…
– Мы пока не знаем, зачем и сколько времени они здесь пробыли, ни даже когда все это началось. Но нам известно, что Вернст делал с Сандриной, поэтому…
– Вы думаете, что он также истязал детей?
– Да, это гипотеза, которой мы все боимся.
– Мне нужно поговорить с инспектором, – сообщила ему Сандрина, пытаясь взглядом найти Дамьена.
– Он больше не ведет это дело, – ответил Антуан, опустив голову.
– Почему?
– Он теперь заинтересованное лицо, – добавил он вместо объяснения.
– Господи, вы мне можете просто сказать, что здесь происходит!
– Мадемуазель Бюрель?
Вероника обернулась, когда ее окликнул комиссар. Он стоял в проеме двери и смотрел на нее с лицом, не выражающим никаких эмоций.
– Да, комиссар?
– Идемте со мной.
Она проследовала за ним в спальню, матрас и одеяла в которой были свалены в углу. Ящики лежали на полу, а огромный шкаф был полностью опустошен. Единственное окно в комнате было открыто, впуская прохладный свежий воздух, который, тем не менее, не заглушал запаха плесени, въевшегося в стены. Вероника заметила, как постепенно бледнеют краски, в то время как светлое небо исчезает под плотным слоем облаков. Она также отметила, что лицо Фурье тоже утратило свой нормальный цвет, и его кожа приобрела серый оттенок, равно как руки и волосы.
Ей невольно вспомнилось стихотворение Гете, особенно одна строка: «то серые ивы мерцают во тьме».
Комиссар тяжело опустился на сетку кровати. Вероника не знала этого человека, о нем Дамьен упоминал лишь вскользь, но она сразу же различила его огромную усталость, как физическую, так и моральную. До какой степени Сандрина захватила мысли этого полицейского? Сколько ночей он не спал из-за нее? И в какой круг ада она его втянула, чтобы сделать его таким обескровленным и измученным?
– Что происходит, комиссар?
– Мы… мы нашли прямые улики на чердаке хлева.
– Какие улики?
– Цепь, матрас, как в погребе. И десять пар обуви, спрятанной в чемодане, размеры от тридцать пятого до тридцать седьмого… – уточнил Фурье.
– Детская обувь…
– Криминалисты прибудут через несколько часов, они наверняка найдут доказательства, которые не оставят места для сомнений.
– А… Дамьен? Антуан сказал, что он больше не ведет это дело…. Что это значит?
– Это значит, что иногда дьявол развлекается, преследуя свою жертву через сотни километров. Вы в курсе, что у инспектора была дочь, Мелани? – устало спросил комиссар.
– Да, как и все в Вилле, я слышала эту историю.
«История, которую не рассказывают при детях, – подумала психиатр, – а шепчутся о ней в коридорах больницы, за стойкой кафе, в рыночных проходах. Передают друг другу на ушко этот всем известный секрет, как позорный приговор – недостойный отец. Уехал и предал память своей дочери. Недостойный отец».
– Вернст похищал детей, когда ездил на ярмарки домашнего скота, проходившие по всей Франции. Скорее всего, он привозил их в своем фургоне для перевозки скота, криминалисты это подтвердят, осмотрев машину. Дамьен вышел на этот след, и, разумеется, он проверил присутствие Вернста на дату исчезновения своей дочери. В тот день этот фермер был на ярмарке в тридцати километрах от Мелани…
– О, боже… Вы хотите сказать, что…
– Что мы нашли пару кроссовок, в которых была девочка в день своего похищения, – объяснил Фурье. – Красные кроссовки, с буквой «М», нарисованной несмываемым фломастером под язычком. Это Дамьен их так отметил, старый рефлекс полицейского: экипировка у нас одинаковая, вот и приходится принимать меры, чтобы не перепутать наши вещи. Поэтому я вынужден отстранить его от расследования. И поэтому я позволил вам приехать сюда. Дамьену понадобится помощь в ближайшие дни…
Комиссар встал и положил свою широкую руку на плечо Вероники. В глубине его глаз молодая женщина различила слезы, которые наверняка выльются, когда полицейский вернется домой и останется наедине с мыслями об этой трагедии. Вероника, в свою очередь, подавила боль и спрятала ее в нишу под названием «профессионализм».
– Я могу его увидеть?
– Да, следуйте за мной.
Дамьен сидел на стуле в гостиной, уставившись невидящим взглядом в окно, пейзаж за которым был почти неразличим из-за ливня. Она медленно подошла к нему, села напротив и взяла его за руку.
– Дамьен, мне так жаль…