– Он не так часто говорил о войне. А я, мальчишка, так хотел услышать о его подвигах. Я представлял, как он бежит по полю, уворачиваясь от пуль, стреляя по немецким самолетам… Но он только повторял, что нет преданнее спутницы, чем война. Когда вы с ней встречаетесь, это на всю жизнь.
– Я этого не знал, – произнес Патрис.
– Он также мне признался, что лишь однажды по-настоящему испугался. Это было в конце войны, когда вермахт покидал страну. Он патрулировал Уазу в поисках дезертиров. Многие немцы встречались с французскими женщинами и не хотели с ними расставаться и возвращаться на родину. Подразделение деда получило приказ прочесать такой же лес, как этот, в Шантийи. Они шли несколько часов, пока не заметили красивое поместье, ранее принадлежавшее владельцу шоколадной фабрики. Теперь там никого не было, помещения были пусты. Они решили все осмотреть. Место было странным: там стояли детские кроватки, попадались комнаты, оснащенные медицинским оборудованием, учебные классы…. Но никаких обитателей. И тогда они направились к озеру, расположенному за основным зданием. И знаешь, что они там нашли?
– Нет…
– Детей. Маленькие тела плавали в воде, словно просто лежали на ней. Их было несколько десятков. Солдаты доставали их один за другим. Некоторым было года четыре, другие только недавно родились. Именно в этот момент дед испытал свой самый сильный страх. Эти невинные жертвы на его руках напугали его больше, чем война и окопы.
– Какая ужасная история, – выдохнул Патрис, направляясь к машине.
– Я хочу кое-что проверить перед отъездом.
– Что?
– Этот пруд, неподалеку. Потом я поеду отдыхать, обещаю.
Полицейская машина с трудом пробиралась по проселочной дороге, изрытой выбоинами. Этот подъездной путь из земли и камней больше напоминал неглубокий овраг, чем пригодную для проезда дорогу. Вскоре показалась темная поверхность пруда, в которой гордо отражалась луна. Первые капли дождя упали в тот момент, когда оба мужчины вышли из машины. Они включили свои фонарики и начали обходить пруд, осматривая водную гладь. Растительность в этой части леса была более густой, и им приходилось несколько раз отклоняться от маршрута, чтобы не застрять в зарослях кустарника или не увязнуть в грязи. Дубы перемешались с густо растущей ольхой, образуя компактную и гнетущую массу. Когда они прошли две трети пути, темнота окутала их еще сильнее.
– Я должен был проводить с ней больше времени…
– Дамьен, не нужно себя корить.
– «Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?»
– Что?
– Это стихотворение. Мелани должна была его рассказывать на уроке в тот день, когда пропала. Я проверял, как она его выучила, но она никак не могла запомнить последние строки. Я посоветовал ей рассказывать его снова и снова, проникнуться им, ощутить влажность леса, услышать призрачный голос Лесного царя… Я так и вижу нас обоих, сидящих на диване в гостиной с этим стихотворением на коленях. Мне кажется, что это было в последний раз, когда я ее обнимал, ведь на следующее утро я уехал в Париж. Не слегка приобнимал мимоходом, нет, а прижимал к себе, как в детстве, когда она пряталась у меня на груди при малейшем разочаровании или страхе. Я тоже выучил это стихотворение, чтобы показать ей, что это возможно, чтобы она никогда не теряла надежду. Но я должен был проводить с ней больше времени…
– Дамьен, ты замечательный отец, разве ты мог себе представить, что однажды… Дамьен?
В ту секунду, когда его лучший друг замер на месте, он все понял. Для этого ему не нужно было слышать его крики. Для этого ему не нужно было видеть, как он падает на колени. Воздух вдруг стал разреженным до такой степени, что комиссар, в свою очередь, пошатнулся. Он закрыл глаза, чтобы попытаться удержать равновесие. Когда он их снова открыл, то заметил, что естественные краски куда-то исчезли, спрятавшись в неизвестном месте, и вместо зеленого, коричневого и других многочисленных оттенков леса остался лишь светло-серый, похожий на пепел, которым кто-то старательно посыпал этот умирающий мир. Он перевел взгляд на водную гладь пруда. Там, в нескольких метрах от них, у самого берега лежало обнаженное тело Мелани, которое луна и ее неприветливый свет окрасили в белый фосфоресцирующий цвет. Ее грудь выступала из воды, одна рука была протянута в их сторону, словно девочка потратила последние силы, пытаясь покинуть пруд и подойти к ним.
Патрис медленно приблизился, не замечая своих слез и охватившего его ужаса. Тем не менее он не смог сдержать жестокого спазма, который согнул его пополам, и он, в свою очередь, опустился на землю, сев напротив трупа.
Воспоминания о Мелани нахлынули волной, парализуя его.
Первый раз, когда он увидел ее в роддоме.
Первый раз, когда она назвала его по имени.
Ее дни рождения.
Ее улыбки.
Как она называла его дядюшкой, даже не задумываясь о том, что между ними нет никаких родственных связей.
Как она ждала в комиссариате, пока отец закончит свою работу. Она садилась в его кабинете и делала вид, что отвечает на срочные сообщения, отослав свою воображаемую команду на место преступления и раздавая указания.
Мелани.