Убежище 3/9

Прозрачная пластиковая упаковка с замурованной внутри гроздью неспелых бананов вывалилась из пакета на землю. Кудэр подобрал ее, аккуратно засунул обратно. Потом нагнулся, вытащил бумажник из заднего кармана скулившего у него под ногами старика, пересчитал деньги. Положил бумажник туда же, к бананам, — и ушел, весело помахивая пакетом с надписью Mueller, точно школьным портфелем.

V. Детеныш

Жарко. Очень жарко. Это было первое, что Мальчик почувствовал. А потом он почувствовал, что лежит на спине, совершенно голый, на чем-то твердом, горячем и неприятно скользком.

Мальчик инстинктивно прикрылся рукой. Повернулся на бок, поджал под себя ноги, а потом уже открыл глаза. В комнате было довольно темно — он даже не мог понять, какого она размера. Однако тот участок помещения, где лежал Мальчик, был освещен. Вкрадчиво потрескивало горящее дерево — где-то совсем близко. И в отблесках огня что-то… или, вернее, кто-то… Мальчик зажмурился.

Потом снова открыл глаза. Какое-то уродливое волосатое существо стояло рядом с ним и шумно его обнюхивало.

— Фу, что за вонь! — существо пару раз чихнуло и отступило в темноту.

Мальчик осторожно втянул носом воздух. В помещении, где он находился, стоял резкий запах хвои, костра и подгоревшего жира. И еще каких-то трав… Но все-таки вонью это было сложно назвать; запах казался скорее приятным…

Мальчик попытался встать, но ноги беспомощно заскользили в какой-то жидкости — ему показалось, что это подсолнечное масло, — а пол словно заходил ходуном. Приглядевшись, он понял, что под ним не пол, а что-то вроде огромного чугунного подноса. Поднос был подвешен к массивному крюку на потолке на четырех железных цепях. При каждом движении Мальчика цепи слегка качались, поскрипывая.

Он осторожно уселся на корточки. Ступням было очень горячо.

В следующую секунду Мальчик понял, где находился костер. Прямо под ним.

«Закричать, — подумал Мальчик, — закричать, закричать, кричать». И продолжал тихо сидеть на корточках.

— Меня тошнит, — сказал высокий, капризный голос из темноты, — от этого запаха.

— Меня тоже, — поддакнул второй, еще более писклявый.

— Потерпите, — пробасил в ответ голос, который принадлежал, как показалось Мальчику, чихавшему существу.

— Зачем я должен терпеть? — не унимался писклявый. — Что это вообще?

— Мясо, — раздраженно сказало существо.

— Какое мясо?

— Живое.

— Как это — живое?

— Настоящее.

На некоторое время разговор затих. Кто-то сосредоточенно сопел в углу.

— А что все-таки значит: настоящее?

— Это значит — человеческое. Живого человека.

Мальчик почувствовал, что к хвойному аромату примешивается теперь явственный запах паленой кожи. Его кожи. Он закрыл глаза и тихо заплакал.

Что-то скрипнуло — кажется, входная дверь, — и в помещение вошел еще кто-то.

— Человечьим ду-у-ухом пахнет, — неприятно подвывая, пропел старческий надтреснутый голос.

Мальчик услышал, как чьи-то шаркающие шаги приближаются к нему. Мелко-мелко трясущиеся, холодные пальцы провели по его лицу.

Мальчик открыл глаза.

Перед ним, навсегда согнувшись в пояснице, стояла отвратительная горбатая старуха, щурила и без того малюсенькие слезящиеся глаза и улыбалась влажно-мерцающими в свете костра лиловыми деснами. Из верхней, впрочем, кокетливо высовывался единственный зуб, длинный и желтый. Нос старухи, своей формой и пористостью напоминавший чудовищных размеров гриб-мутант, с шумом и свистом втягивал в себя и выталкивал наружу горячий, продымленный воздух. Она была одета в старомодное платье с вышивкой, длиной чуть ниже колен. На ногах — трухлявые башмаки с острыми загнутыми носами. Ноги у старухи были разные. Одна обтянута сухой пожелтевшей волосатой кожей. Другая — без кожи вовсе. Просто белая матовая кость. В башмаке.

Мальчик громко, пронзительно завизжал.

— Человеческий детеныш, — констатировала старуха. — Где вы его взяли?

— Мертвец принес из Чудо-Града, — откликнулось из темноты у нее за спиной чихавшее существо. — Мы его сейчас съедим.

Старуха протерла слезящиеся глаза неожиданно белоснежным шелковым платочком, шамкнула несколько раз беззвучно, словно пробуя какое-то не высказанное пока слово на вкус, и захихикала — неприятно, с присвистом.

— Нет, — все еще хихикая, сказала она.

— Как это — нет? — изумилось существо и, шагнув из темноты, приблизилось к мальчику. Следом за ним, громко топоча босыми ступнями по дощатому полу, на свет выбежала целая стайка малюсеньких суетливых карликов, с кривыми ногами и непропорционально большими головами.

— Нас тошнит, тошнит! — запищали карлики.

— Что значит — нет? — снова спросило существо, три раза оглушительно чихнуло и тут же — вдогонку — рыгнуло.

— Да то и значит, — сварливо ответила старуха. — Не надо его есть.

— Почему это? — существо повысило голос.

— Потому что я против. Он мне нравится.

— Но… если мы его не съедим… что же мы с ним будем делать?

— Оставим у нас. Будем воспитывать. Я могу взять его к себе, — сказала старуха. — Я люблю маленьких мальчиков. И, кстати, снимите его с костра. А то он и вправду сейчас поджарится.

— Не сниму, — ответило существо. — Я есть хочу.