— Маша-растеряша! Маша-растеряша! У-у-у! — Старичок показал Кудэру белесый язык. — Чего же ты тогда убежала, в Париже-то? Я ведь не кусаюсь…
В Париже… ну да, действительно, в Париже. Сумасшедший одноглазый клошар — и с ним тогда был еще один…
— Чего тебе надо? — Кудэр вскочил на ноги. — Ты что, следишь за мной? Ты кто вообще?
Старик захихикал.
Кудэр резко протянул руку и, перегнувшись через скамейку, схватил его за ворот грязной рубахи, надетой наизнанку. Маленькая слюдянисто-белая пуговица нежно звякнула об асфальт и неслышно покатилась по перрону.
— Я тебя спрашиваю, ублюдок, — прошипел Кудэр и с силой встряхнул старика. — Ты кто. На хуй. Такой.
— Ой какие мы нервные! — старик с трудом говорил сквозь смех. — Ой какие мы плохие слова знаем! Разве приличные дамы говорят такие слова?
— Я тебе сейчас мозги вышибу, — прошипел Кудэр.
— А-а-а, как страшно! — радостно взвизгнул старик. — Ой, мамочки мои! Ой, хи-хи-хи! Люди добры-яяя! Убива-юют!
Кудэр выпустил из рук воротник.
— Ну вот, совсем другое дело. Позвольте представиться, — старик согнулся в три погибели, ернически раскланялся, помахивая воображаемой шляпой, — Алекс. Мы, впрочем, уже виделись. Я имел честь быть представленным вам на вокзале Paris Nord. Кстати, мы и без того знакомы уже довольно давно, и если вы будете столь любезны и дадите себе труд… — он снова хихикнул, — ну ты, короче, меня знаешь, Маняша. Напряги свои извилины, вспомни. Алекс. Леша. Дядя Леша.
— Да какой, к черту… дядя? — Кудэр медленно опустился обратно на скамейку. — Что вообще происходит?
Неожиданно злость прошла. Вместо нее навалилась усталость — свинцовая, невыносимая, смертельная.
— Что происходит — это, Маш, философский вопрос… угощайся, — Алекс уселся рядом, вытащил из кармана пачку «житана» без фильтра, протянул Кудэру.
Тот взял. Закурили.
— Эх, Маша, Маша… Растеряша… Маня-Маняша… Манья. Знаешь хоть, кто такая Манья?
— Кто?
— Манья — безобразная старуха с клюкой, — сообщил Алекс. — Она бродит по свету, ища погубленного ею сына… Это, между прочим, не я — это уважаемый Владимир Иванович Даль сказал. Аж в одна тысяча восемьсот восемьдесят первом году. Так то.
Кудэр молча уставился в землю. Заметил, что стоптанные, дырявые ботинки у его собеседника надеты не на ту ногу: правый — на левую, а левый — на правую…
— Он уже некоторых потихоньку туда перетаскивает, — задумчиво сказал Алекс.
— Кто… он?
— Ну не Даль же! Наш Мальчик. Кто же еще?
— Я не понимаю. Не понимаю. Я совсем… я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Что значит «перетаскивает»? Куда? Что ты знаешь? Объясни.
— А волшебное слово? — Алекс мрачно ухмыльнулся.
— Пожалуйста. Пожалуйста, объясни мне, — покорно сказал Кудэр.
— Объясню, только ты сначала отгадай мою загадку.
— Какую еще загадку?
— А вот какую: живая живулечка, сидит на живом стулечке, живое мясцо теребит.
— Не знаю.
— Э-э-э, да ты же даже не подумала, Маша. Ты знаешь, знаешь! Ну?
— Нет. Я не знаю. Я сдаюсь. Что это?
— Не «что», а «кто», глупая. Это грудной младенчик. Давай другую загадку…
— Пожалуйста. Ну не умею я загадки разгадывать. Скажи… скажи мне хоть что-нибудь.
— Плохие времена наступают, дорогая моя. Мальчик — ты знаешь, я его не слишком-то люблю… но в чем-то он прав — так вот, он хочет взять некоторых в Убежище. Тебя вот… Мужика твоего. Ну и нас, конечно. Честно говоря, не думаю, что из этого что-нибудь путное выйдет… Но не исключено. Он уже многому научился — у нас. По крайней мере, трансформировать, — Алекс насмешливо взглянул на Кудэра, — он явно умеет недурно… Отличный нищий из тебя получился. Или — отличная Манья…
— Кто такие «вы»? Кто такой Мальчик? — прошептал Кудэр.
— Кто мы — это тоже философский вопрос. Мы… Нечистые. В лесу живем — так ведь? А еще в некоторых из вас живем. Ну, по крайней мере — вылезаем… Ладно, не суть. Не важно. А Мальчик, — Алекс посмотрел Кудэру в глаза своим заплывшим бесцветным глазом, — он ведь сынок твой, Маша… Которого ты нам отдала. Лет уже этак пять назад. Вспоминай, вспоминай, ну? И меня вспоминай. Мы с тобой познакомились — ты еще с животом ходила. Вспоминай, дурочка… Ты теперь можешь. Твое тело теперь как помойка — специальная такая помойка для всяких воспоминаний. Загляни в себя. Тебе совсем недолго осталось… так что нечего время терять. Ну, все. Увидимся.
Старик поднялся со скамейки и пошел прочь. Не оборачиваясь, махнул тощей желтой рукой на прощание.
Кудэр устало посмотрел ему вслед. Выбросил окурок на землю, съежился на скамейке, закрыл глаза и, наконец, заглянул — в себя. С отвращением и любопытством поворошил вонючий, полусгнивший мусор чужого прошлого.
— Действительно — помойка… — сказал сам себе тихо.
Вспомнил.
На даче…