Убежище 3/9

На даче она его видела. Давным-давно. Ну конечно — на даче «у черта на рогах». До Звенигорода на электричке. Дальше на автобусе или маршрутке — Дюдьково, Супонево, Ершово, Фуньково… Вот где-то за Фуньково. Остановка — «Пионерлагерь». Трехэтажное грязно-белое здание, огороженное черной решеткой. Большой серый пустырь: горки мусора тут и там, обуглившийся автомобильный остов, вросший в пыль и щебенку искореженными, проржавевшими своими внутренностями. И лес. Большой, хвойно-березовый, бесконечно занудный лес.

По этому лесу нужно было идти пешком еще минут сорок: дачный поселок находился прямо в чаще. Просто с десяток убогих бревенчатых домиков на поляне, в кольце мутно-коричневых комариных болот.

В одном из этих домиков Маша все лето снимала комнату — когда была беременной.

Хозяйка дачи… — как же ее звали? Выглядела молодо… Галина…

Галина Сергеевна, точно. Очень следила за собой.

Кожа на лице, медицинскими ухищрениями утянутая к ушам, была не по-юношески сухой, но гладкой и без единой морщинки. Умные, суетливые, неопределенного цвета глаза придавали ее лисьему, вытянутому в острый треугольничек лицу выражение потешной любознательности. Ну и, наконец, волосы. Такие прекрасные, густые, длинные. Переливающиеся и блестящие, цвета воронова крыла — это были волосы совсем молодой женщины.

Впрочем, реальный возраст Галины Сергеевны — а было ей далеко за шестьдесят — Маша при первой же встрече легко определила по рукам. Руки были старые, мелкоморщинистые, покрытые бурыми пигментными пятнами. Неприятные руки.

Кажется, она была какая-то странная. Странная, странная… Что-то такое она однажды сказала… или сделала…

Кудэр открыл глаза. Скрутил себе самокрутку, пару раз затянулся. Потом снова зажмурился, через яркий красно-желтый узор на сетчатке вгляделся туда, в свое темное нутро. В чужую жизнь, которую неопрятной грудой бессвязных эпизодов кто-то свалил в его теле-контейнере.

Нащупать нужное — возможно, не так уж сложно. Был какой-то дурацкий разговор… Это? — нет, не то… И это — не то… Вот, вот оно! Нужное воспоминание: тяжело переваливаясь с ноги на ногу…

…точно ожиревшая утка, Маша вошла на кухню. Убедилась, что дяди Леши там нет: дядя Леша, хозяйкин муж, был психом, и Маша его побаивалась.

Медленно опустилась на деревянный икеевский стул. Положила руки на живот. Живот отозвался на прикосновение — напрягся, затвердел, застыл. В последнее время это происходило все чаще. В такие моменты Маше казалось, что у нее под кожей — большой стеклянный шар. Гладкий, твердый. Идеально круглый.

Это обозначало, что уже недолго. Недолго осталось ждать.

— Ты что-то какая-то бледненькая сегодня, — сказала Галина Сергеевна.

— Наверное, давление пониженное, — ответила Маша.

— Да, наверное. Давай я тебе кофе сварю? Оно хорошо давление повышает.

— Да нет, спасибо. Кофе, я думаю, не стоит. Вредно.

— Это почему это вредно?

— Ну, от него, во-первых, пульс учащается. А во-вторых… ну, вообще, вредно для малыша.

— Чушь это все! — бодро сообщила Галина Сергеевна, снимая с гвоздика над плитой маленькую серебристую турку.

— Да нет, врачи говорят…

— Не пугайся! — Галина Сергеевна включила кофемолку, и все другие звуки потонули в неистовом реве.

— Врачи говорят… — снова начала Маша, когда рев прекратился.

— А я говорю: чушь! — перебила Галина Сергеевна. — Я тебе вредного не предложу. От моего кофе ничего, кроме пользы, никогда не было…

— Ладно, — сдалась Маша.

— Тебе сварю такой… со специями… — Галина Сергеевна, высунув от усердия кончик языка, сыпала в турку какие-то ароматные порошочки из разноцветных хрустящих пакетиков. — Будешь потом еще просить…

— Хорошо, хорошо, уговорили.

— Вот. — Галина Сергеевна решительно поставила на стол перед Машей чашку с черным дымящимся кофе. — Пей.

— А сливки у вас есть?

— Сливки? Какие еще сливки? Не-етушки. Этот напиток, милая моя, пьют без всяких там сливок.

Маша обычно пила кофе со сливками, но спорить было лень.

— Ну хорошо, но сахар-то хотя бы можно добавить?

— Сахар там уже есть, — раздраженно ответила Галина Сергеевна. — Вообще все, что надо, там уже есть. Пей давай. А то остынет.

Маша подула на кофе и стала пить. Было действительно очень вкусно. Чувствовалась корица и еще какие-то пряности.

— Спасибо, Галина Сергеевна, — сказала Маша, отставляя чашку с осевшей на дне гущей.

— Не за что, Машенька. На здоровье.

Галина Сергеевна взяла чашку, повертела ее в руках.

— А хочешь, я тебе погадаю на кофейной гуще? — спросила она вдруг.

— Вы разве умеете? — удивилась Маша.

— Ну конечно, умею. Раз предлагаю. Так что — погадать?

— Ну, давайте, — вяло согласилась Маша. — Я, правда, в это все не очень-то верю…

— А это не важно, веришь ты или нет, — мрачно и как-то обреченно отозвалась Галина Сергеевна. — Сейчас, подожди-ка секундочку…

Она взяла блюдечко и опрокинула на него Машину чашку. Несколько секунд подержала так, плотно закрыв глаза и что-то беззвучно бормоча. Потом снова перевернула чашку вниз дном и уставилась внутрь, на замысловатые кофейные разводы.