Убийства единорога

Наш хозяин повел нас по коридору. Электрические лампы, прикрепленные к колоннам, только усиливали мрачность пустого помещения – тени в углах казались шевелящимися. Я нервно озирался, потом с усилием взял себя в руки. Д'Андрье открыл дверь слева, и мы очутились в просторной комнате с огромным камином, где весело потрескивал огонь. Это была гостиная, наполненная запахами кофе, портьер и политуры, которые присутствуют почти во всех французских гостиных, и обставленная белой с позолотой мебелью в стиле ампир. Но, по контрасту с аккуратным обликом хозяина, она выглядела неухоженной и почерневшей от сырости, как будто годами оставалась запертой. Очевидно, д'Андрье бывал здесь нечасто. Комнату освещали бра в стеклянных абажурах с хрустальными подвесками, а под окнами шумела река. Неуместным предметом казалась только голова суматранского леопарда над камином.

Огюст забрал промокшую верхнюю одежду у всех, кроме пришедшего последним, который чопорно стоял у камина, облаченный во все черное.

– Благодарю месье за любезный прием, – обратился он к нашему хозяину, – но ситуация просто невозможная. – Он говорил отрывистым голосом, постукивая пальцами по портфелю и расправляя плечи. – Пилот утверждает, что мы не сможем вылететь до завтра…

Вмешался Г. М. Зная его страсть к сленгу и крепким выражениям, я испытал облегчение, услышав сравнительно корректный французский.

– А радиотелефон? Как насчет его? У пилота должен быть радиотелефон. Пусть он сообщит о происшедшем в Париж, и за вами пришлют машину из Шартра или Орлеана.

– Он мог бы это сделать, месье, если бы какой-то негодяй не разбил радиотелефон. Я сам видел обломки.

Глаза д'Андрье блеснули вновь.

– Какая жалость! Но вы не должны меня оскорблять. А я буду глубоко оскорблен, друзья мои, если вы откажетесь провести ночь под моим кровом. Огюст! Вы знаете, что делать.

– Я снова благодарю месье за любезность, но это невозможно, – отозвался мужчина в очках. – Мне нужно быть в Париже рано утром. Я доктор Эбер – полицейский врач департамента Буш-дю-Рон из Марселя. – Он произнес это несколько напыщенно. – Я еду в Париж по официальному делу, и задержка была бы весьма некстати. Но едва ли необходимо проводить здесь ночь. У вас есть телефон?

– К сожалению, нет. Я не люблю телефоны и не нуждаюсь в них. Кроме того, было бы нелегко протянуть кабель так далеко через…

– Но ведь у вас имеется электричество.

– Да, месье доктор. Я всего лишь сказал, что у нас нет телефона. – Голос д'Андрье звучал учтиво, но взгляд стал суровым. – Ток подает моя собственная динамо-машина в подвале.

– А автомобиль у вас имеется?

– Нет. Понимаете, я отшельник. Провизию мне доставляют дважды в неделю на телеге из Орлеана. В тех редких случаях, когда я покидаю дом, я езжу верхом. – Он задумался. – В моей конюшне на… на Большой земле есть несколько хороших лошадей. Вы наездник, месье? Я предпочел бы не выпускать Грома или Трефовую Даму при такой погоде, но если вы настаиваете…

– Я не езжу верхом, – прервал Эбер. Тем не менее он оживился, повернулся к нам и заговорил по-английски, иногда запинаясь: – Кто-нибудь из вас, джентльмены, умеет обращаться с лошадью? Пусть он отправится в ближайшую деревню и приведет автомобиль.

– Я умею, – признался Миддлтон, – но будь я проклят, если сделаю это. Существует ли реальная причина, доктор, для скачки в духе Пола Ривира?[25] У нас чудесный хозяин и великолепный дом. К чему рыпаться? Кроме того, я хочу посмотреть, что произойдет. Верно, Эльза?

Даже Хейуорд одобрительно кивнул. Он сидел на стуле в углу, расставив колени, и, если бы не очки и короткий серебристый «помпадур» на голове, выглядел бы точь-в-точь как дворецкий из салонной комедии. При этом в нем ощущались достоинство и твердость. На нем были мешковатый костюм горчичного цвета, голубой галстук и такой же расцветки носки. Каждый раз, когда он улыбался, уголки его рта приподнимались, как края полумесяца, а глаза прищуривались.

– Я не верю в эту чушь, – заговорил он приятным голосом, разминая в пальцах сигару. – Повторяю, Рэмсден, кто-то вас разыгрывает. Я ожидаю встретить здесь этого мошенника не больше, чем… ну, скажем, единорога. Но, как сказал мистер Миддлтон, к чему рыпаться? У нас превосходный хозяин, веселая компания и «Рёдерер» 1921 года. Так что, друзья мои, я вполне удовлетворен. – Он вставил в рот сигару. – Почему, доктор Эбер, вы так стремитесь уехать?

– Я мог бы спросить, – вежливо отозвался Эбер, – почему вы так стремитесь остаться, но не стану этого делать. Zut![26] – неожиданно рявкнул он. – Вам известно, что знаменитый преступник угрожал лететь с нами в самолете. Вчера вечером об этом сообщили все марсельские газеты.

– Нам известно и побольше этого, – проворчал Рэмсден. – Покажите ему письмо, месье д'Андрье.

Доктор прочитал письмо, и его лицо пожелтело.

– И никто из вас ничего не предпринял? Вы что, с ума сошли? Неужели вы даже не вызвали полицию?

Хейуорд пошевелился на стуле.