Убийства единорога

– Понимаете, – продолжал д'Андрье, – качество сэра Генри Мерривейла, которое я с сожалением должен назвать старческим слабоумием, предоставило вам возможность сделать то, что больше никто не мог сделать. Все это время он невольно помогал вам… Взгляните на это оружие. Оно весит четыре фунта и обладает солидными размерами. Убийца во время всеобщего возбуждения, когда никто к нему не присматривался, мог прятать его под пиджаком всего лишь несколько минут – не дольше. Иначе было бы заметно для самого поверхностного наблюдателя. От оружия следовало избавиться сразу после преступления, как только представится возможность. Но у кого была такая возможность?

После обнаружения тела каждый из вас каждую секунду был под наблюдением либо моим, либо Огюста, либо троих других моих людей. Задачу облегчало то, что ваша группа держалась вместе. С того времени и до сих пор ни у кого из вас не было возможности пойти в комнату мистера Блейка… кроме самого мистера Блейка.

Как вы помните, сразу же после убийства мы все столпились наверху. Еще несколько секунд – и о наличии у кого-то оружия заподозрили бы, так как мы собирались включить свет. Никто не покидал группу – опять же кроме мистера Блейка. Сэр Генри Мерривейл любезно послал его в свою комнату за фонарем, и он отсутствовал короткое время…

– Полагаю, вы не поверите, – сказал я, – что я пытался починить сломанный фонарь?

– Боюсь, что нет, старина, – вежливо отозвался д'Андрье. – Это дало мистеру Блейку возможность сделать две вещи. Сначала он спрятал пистолет, а потом засунул портативную пишущую машинку под пиджак и, так как она была незаметна в темноте, поспешил по галерее и вошел… куда? В бельевую, где стояли Мерривейл и я. Вспомните, что только мы трое рискнули войти в бельевую. Спрятав машинку, он смог подбросить записку… куда? Снаружи за дверь.

При этом даже Г. М. беспокойно моргнул. Что до меня, то сказать, что я встревожился, было бы слишком мягко. Ибо, хотя я все еще старался не смотреть на молчаливую группу, чье дыхание становилось все громче, я бросил взгляд на Рэмсдена. Он изучал меня с любопытством, как будто видел впервые.

– Теперь, – продолжал д'Андрье, загнув один палец, – перейдем к обуви.

Должно быть, все посмотрели на мои ноги. Во всяком случае, я устремил на них виноватый взгляд. Мои ботинки пребывали не в лучшем состоянии после хлюпанья по грязи, но они подали мне неприятную мысль. Я украдкой обвел глазами обувь остальных. Ботинки Г. М., Рэмсдена и Эбера тоже были грязными, но они не поднимались наверх переодеваться и имели железное алиби. Обувь остальных – спортивные ботинки Хейуорда из белой и коричневой кожи, черные лакированные туфли Фаулера, коричневые ботинки Миддлтона, поношенные белые туфли Эвелин и Эльзы на высоком каблуке – сияла чистотой.

– Очевидно, вы уже поняли вашу ошибку, – сказал д'Андрье. – Вы вспомнили о пятнах грязи на подоконнике, оставленных вами, когда вы влезали в дом с карниза. Остальные переобулись до убийства, так как ни у кого не было возможности сделать это после. У всех чистая обувь… конечно, кроме вас. Вы не переобувались.

– Я упаковал чемодан, рассчитывая вернуться утром, – объяснил я, – и не взял лишней пары обуви. В противном случае…

– В противном случае, – просиял д'Андрье, – вы бы переобулись, когда вас послали в вашу комнату за фонарем? Рад слышать, мой старый невидимый друг, что вы заполняете пробелы в наших знаниях…

Первое, что я увидел, был блеск очков Эбера. Разглядывая меня, он выглядел не враждебным, а всего лишь одержимым интересом к новому образчику человеческой породы.

– Боже, какой триумф! – воскликнул он по-французски. – Поздравляю вас, месье Гаске! Да, это настоящий преступный тип… Обратите внимание на форму его ушей и неправильные очертания черепа, которые…

– Слушайте, это зашло слишком далеко! – перебил я. – Хотите верьте, хотите нет, но я не Фламанд. В моем чемодане нет второго дна, как и кроликов в моей шляпе.

– Ну и что вы намерены делать? – послышался ворчливый голос Хейуорда. – Позволить ему стоять и болтать дальше? В какую же компанию психов я попал! Что, если он попытается бежать? Вы не собираетесь надеть на него наручники?

– Заткнитесь! – бросил ему Миддлтон. Потом он с любопытством посмотрел на меня, цокая языком. – Блейк, мальчик мой, вы угодили в передрягу – нет смысла это отрицать. Тем не менее я не могу поверить, что вы Фламанд. Во всем этом есть нечто очень сомнительное. Кроме того, моя комната – соседняя с комнатой Хейуорда, откуда вы якобы вышли. Думаю, я бы это заметил. У меня создалось впечатление, что вы пробежали мимо с другого конца галереи.

– Вот именно! – воскликнула Эвелин и сердито уставилась на д'Андрье. – Вы старый дурак!

– Спокойно, – остановил я ее, ибо женщина подобного темперамента, выйдя из себя, могла употребить выражения, от которых волосы консервативного мужчины встали бы дыбом. Но Эвелин впала в другую крайность – мне показалось, что она вот-вот заплачет.