Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?

Сидни Баттеруик, через несколько минут явившийся в будуар, заметно дрожал, однако успел более-менее взять себя в руки. На его лице еще оставались следы сильных переживаний, но он уже мог улыбаться, пусть несколько нервно, и уверял Хемингуэя, что тот может рассчитывать на его сотрудничество.

– Я был предан Дэну! – заявил Баттеруик. – Любой вам это подтвердит. В определенном смысле он был чудесным человеком. Он был медленным экстравертом, а я, конечно, быстрый экстраверт, но с кое-каким наложением – ну, вы меня понимаете… Наверное, меня можно назвать интуитивным экстравертом. Но лучше я сразу вам скажу, что признавал и принимал Дэна таким, каким он был. Соглашусь даже, что он был просто ловким грубияном, и я часто с ним ссорился, да еще как! Этим вечером Дэн сильно огорчил меня, и для меня невыносима мысль, что, видя его последний раз в жизни, я был страшно на него зол. Вернее, не столько зол, сколько обижен. Знаю-знаю, я все принимаю слишком близко к сердцу, такие, как я, всегда так делают. Вы читали Юнга?

Инспектор Грант перевел взгляд на старшего инспектора. У того было два увлечения: драма и еще одно, которому он отдавался к ужасу, радости и возмущению коллег, – психология. Хемингуэй благосклонно внимал потоку слов Баттеруика, но последнее высказывание исчерпало его терпение.

– Представьте, читал, как и Вендта, Мюнстербурга, Фрейда и Розанова, – с сарказмом ответил он. – Поэтому знаю, что вы не из аутистов. Пока не решил, антисоциальны вы или маниакально-депрессивны, но надеюсь скоро решить.

Эта неожиданная отповедь вывела Сидни из равновесия.

– Встретить полицейского, интересующегося психологией, – настоящее чудо! – захихикал он. – Думаю, я антисоциальный истерик. Нет, я не питаю иллюзий на свой счет. Не принимать самого себя было бы смертельно опасно. Например, я обожаю Микеланджело, но понимаю, что это, наверное, выражение желания сопереживания, так же как, допустим…

– Сядьте, сэр! – велел Хемингуэй.

Сидни повиновался, пригладил рукой свои светлые волнистые локоны, машинально поправил галстук.

– Задавайте мне любые вопросы! – воскликнул он. – Я отвечу на них абсолютно честно.

– Разумное решение, сэр, – кивнул старший инспектор. – Для начала расскажите о причине вашей вчерашней размолвки с мистером Сэтоном-Кэрью.

– Он меня обидел!

– Как ему это удалось?

– Мы не виделись три дня, он не отвечал на мои телефонные звонки. Дэн часто так поступал, когда бывал не в духе: дразнил меня, не желая обидеть. Однажды заявил, что я слишком серьезно отношусь к жизни, и был, наверное, прав, но…

– Вы решили, что надоели ему? – перебил его Хемингуэй.

– О… Вообще-то нет!

Старший инспектор заглянул в записи:

– Вы сказали ему: «Хотите сказать, я вам надоел?» Он ответил: «Представьте, именно так». Правильно, сэр?

Сидни покраснел до корней волос:

– Откуда вы знаете, что я говорил? Наверное, от этой маленькой стервы Хаддингтон?

– Почему вы так о ней говорите?

– Не сомневаюсь, Синтия Хаддингтон воображала, будто Дэн в нее влюблен, потому что он обращает на нее внимание. Но она ошибалась, ошибалась! Если Синтия навязала вам свои бредни про то, что я заревновал, то это смешно! Смешно, и все!

Трудно было представить нечто более далекое от смеха, чем звуки, издававшиеся Баттеруиком, и его вид; но Хемингуэй, отметив данное обстоятельство, не стал ничего уточнять. Он попросил Сидни рассказать, чем тот занимался с момента, когда встал из-за карточного стола, чтобы пойти выпить, до своего возвращения в гостиную.

– Разумеется, раз вам это интересно… – начал Сидни, пожимая плечами.

– О, боже, – пробормотал инспектор Грант.

– Рассказывать-то нечего, – продолжил Сидни. – Партия за моим столом закончилась, и я использовал эту возможность, чтобы спуститься в столовую. Я никого не видел, кроме дворецкого. Это вы хотели узнать?

– Никого не видели, сэр? Насколько мне известно, на лестнице у вас произошел разговор с миссис Хаддингтон.

– Ах, это! Я думал, вам важно, видел ли я Дэна или кого-то, кто мог его убить. Да, вроде бы я перекинулся парой словечек с миссис Хаддингтон, только не помню о чем. В любом случае, ничего важного не прозвучало.

– Находился еще кто-нибудь на лестничной площадке или на лестнице, когда вы вышли из гостиной, сэр?

– Кажется, никого.

– А что делала на площадке миссис Хаддингтон?

– Господи, откуда мне знать? Она поднималась на третий этаж, то есть как раз стала подниматься, когда я начал спускаться.

– Мисс Бертли спустилась вниз до того, как вы последовали за ней?

– Да. То еcть, наверное, так. Я не помню, что видел ее. Полагаю, она там была, просто я не обратил на нее внимания. После убийства разные мелочи проходили мимо моего внимания.

– Вы слышали, как звонил телефон?

– Нет, но, наверное, и не мог услышать: у него приглушенный, еле слышный звонок.

– Откуда вы знаете?

Сидни, улыбаясь, задержал на нем взгляд:

– Я слышал его раньше: я в этом доме не впервые.