– Нет, вас ввели в заблуждение. Вальдес не заходил к нам в “Универсаль”. Мало того, как мне только что сказали, он вообще никогда в нашей редакции не появлялся. Все мы журналисты, но работаем очень по-разному, понимаете?
– Кажется, да. Что ж, нам не повезло.
– Это все?
– Боюсь, что да.
– Инспектор, я сейчас дам вам один совет и надеюсь, вы примете его без обиды. Если у полиции появляется некая информация и нужно с ней разобраться, вам незачем встречаться непосредственно со мной. Моя секретарша или любой из редакторов помогут вам не хуже меня. Только не подумайте, будто я не хочу с вами сотрудничать, у меня очень хорошие отношения с полицией; мало того, я поддерживаю постоянную связь с министром внутренних дел, с вашим то есть министром. Но на самом деле я всегда слишком занят…
– Отлично вас понимаю.
– А от кого вы, кстати, получили эту информацию?
– Простите, сеньор Ногалес, но и я тоже имею право не раскрывать служебные тайны. Надеюсь, вы понимаете…
– Разумеется. Я провожу вас до выхода.
– А мы могли бы пройтись по редакции? Мы никому не станем мешать, но мне, если честно, очень любопытно узнать, что представляет из себя газета изнутри.
В первый раз я заметила тень сомнения на его лице. Но он быстро принял решение:
– Я попрошу мою секретаршу послужить вам гидом.
– Великолепно! Будем вам искренне признательны.
Пока мы ждали секретаршу, Гарсон буркнул мне на ухо:
– Ну и тип! Прямо облагодетельствовал нас.
– Молчите, Фермин, – прошептала я. – Будем вести себя очень мягко и очень вежливо. И смотрите в оба, вдруг заметите кого-то, кто подпадает под то же описание, что и Ногалес. Это мы должны непременно проверить.
Но проверка не дала никаких результатов. Ни одного человека, отвечающего вербальному портрету, сделанному хозяином кафе, мы больше не встретили. Нужным нам персонажем был Андрес Ногалес – и я была бы готова прозакладывать свою добродетель, сохранись она у меня, что тут мы не ошибались. Уверенность моя была столь твердой, что, покидая редакцию, я задумалась, а не даем ли мы виновному шанс скрыться. Но спешить было нельзя, ведь пока у нас в руках не имелось против Ногалеса ничего конкретного, мало того, не имелось даже четкого представления о характере его преступления.
Мы поехали в мадридский комиссариат, где работал Молинер. Я попросила, чтобы поставили на прослушку телефон Ногалеса и чтобы за ним установили наблюдение, а еще – чтобы какой-нибудь полицейский подежурил рядом с редакцией и сфотографировал главного редактора. Потом мы вернулись в гостиницу. Если мои подозрения окажутся в конечном итоге обоснованными, при таких мерах я могла чувствовать себя спокойно, ведь рисковать мы не имели права ни в коем случае.
Когда я уже собиралась ложиться спать, позвонил Сангуэса. Время для звонков было совсем неподходящее, и обычно он себе такого не позволял.
– Прости, Петра, что звоню поздно, но с этой твоей проклятой справкой я сижу в полной заднице. Страшно намучился с вашей Мартой Мерчан и продолжаю мучиться.
– А что с ней не так?
– Тебе известно, насколько закрыты наши государственные инвестиционные фонды? Много раз нам приходилось оставаться ни с чем, и не важно, полицейский ты или судья. Эти люди предпочитают держать язык за зубами.
– Знаю.
– Но ты, возможно, знаешь и то, что я лучший в стране дознаватель – специалист по экономическим вопросам.
– Разумеется, и это я знаю!
– Так вот, задействовав свои связи на весьма высоком уровне, я выяснил, что две недели назад Марта Мерчан инвестировала весьма солидную сумму.
– Какую именно?
– Двадцать миллионов песет.
Я присвистнула, хотя и подумала, что вряд ли тут было чему так уж сильно удивляться. Сангуэса добавил:
– Странно, правда? Откуда она их взяла? На ее счетах таких денег не было, да и на службе она столько не получала. Неужто хранила миллионы в чулке? Или заработала совсем недавно каким-нибудь неожиданным способом? Короче, вот что я выяснил, но определить источник этих денег – уже вне моей компетенции.
– Понятно.
Я задумалась, пытаясь осмыслить новые факты. Но тут же опять услышала голос Сангуэсы:
– Петра, и ты ничего больше мне не скажешь?
– Мне надо немного пораскинуть мозгами.
– Но ты ведь ничего не сказала про мои подвиги.
Только тут до меня дошло, чего он от меня ждал:
– Сангуэса, я поражена до глубины души, я никак не могу в такое поверить. Знала, что в этом деле тебе нет равных, но пронюхать про ее инвестиции… И не только это, но вся работа, которую ты провернул – а ведь я потребовала от тебя кучу справок! Поверь, я совершенно искренне считаю, что в нашей полиции ты лучше всех.
Его довольный смешок послужил сигналом, что я могу приостановить поток восхвалений – кажется, я выдала достаточную дозу.
– Ладно, Петра, вынужден тебя покинуть. И береги себя, я бы не хотел, чтобы с нашим лучшим инспектором что-то случилось.
– Я тебя обожаю, Сангуэса, пока.