Убийства на фоне глянца

Естественно, она не поверила. Я не сумела придать своей лжи нужную долю убедительности. Речь ведь не шла о попытке выманить признание у подозреваемого, то есть мне это было попросту неинтересно. Хотя в душе я не переставала упрекать себя. За что? За отсутствие настоящих родственных чувств? Наверное, действительно следовало посмотреться в зеркало и обратить внимание на зеленоватые круги под глазами – очевидный сигнал, предупреждающий о том, что я могу сойти с ума. Меня мучило, что я забыла про свою сестру? Но ведь куда хуже было бы забыть про расследование, за время которого случилось столько жутких убийств. Я вдруг ощутила неподъемную усталость, какая наваливается на меня всякий раз, когда я пытаюсь заставить свою совесть подчиняться чужим правилам. Семья и долг – от этого тандема меня тошнит, и тем не менее никуда мне от него не деться.

Вечером я ужинала в ресторане с моими коллегами Гарсоном и Молинером. Мне совсем не хотелось разговаривать, но это не создало между нами ни малейшего напряжения, так как оба они были страшно возбуждены, придумывая, как лучше обмануть Магги. Как заставить ее выложить все начистоту. Как напугать девушку двадцати двух лет от роду. Вот уж действительно великий подвиг для двух матерых сыщиков! Ясно, что эта девица, на вид такая слабая и беззащитная, могла совершить убийство. Хладнокровно, из-за денег убить женщину, с которой даже не была знакома. Прослужив столько лет в полиции, я пришла к очевидному заключению: в какой бы среде ни совершалось преступление, в основе почти любого из них лежит корысть. Проклятые деньги – вечный мотив. Так и получалось: чтобы расследовать убийство, незачем вспоминать всю гамму чувств, описанных Шекспиром, можно обойтись одним или двумя. Вероятно, поэтому история Ногалеса отличалась несомненной оригинальностью. Им двигала жажда власти, хотя сам он и утверждал, будто верил, что действует во благо своей страны. По мне, так лучше бы он наконец понял, что страдает тяжелой паранойей.

И тут я заметила, что Молинер с Гарсоном смотрят на меня с тревогой. Они видели, как я клюнула носом. Первый весьма вежливо спросил:

– Ты плохо себя чувствуешь, Петра?

Гарсон сразу взял быка за рога:

– Отправляйтесь-ка спать, на сегодня никаких дел у нас больше нет.

– Я хотела бы узнать, что вы придумали.

– Но ведь мы только что все разложили по полочкам!

– Хорошо, Гарсон, наверняка инспектору Молинеру будет не трудно объяснить все по второму разу.

Молинер улыбнулся. Видно, его слегка удивило, что отношения между Гарсоном и мной часто скатывались к своеобразной фамильярности. Он, разумеется, этого не одобрял. Он, скорее всего, привык к грубоватому товариществу, а мы с Гарсоном порой вели себя как супруги-пенсионеры и производили забавное, мягко выражаясь, впечатление.

Меня бегло проинформировали о том, о чем я и так догадывалась и что трудно было распланировать шаг за шагом. Молинер заявится на квартиру к Магги и скажет, что хочет получить от нее часть денег, которые ей заплатили за убийство Росарио Кампос. Она, естественно, станет уверять его, что понятия не имеет, о чем он говорит. Тут-то и начнется весь балет, если использовать пошлое выражение Молинера. Тот признается ей, что он киллер, застреливший Вальдеса, и теперь должен убить ее по заказу Ногалеса, его хозяина и повелителя. Затем он развеет давно мучившие ее сомнения: да, Вальдес незадолго до смерти действительно открыл Ногалесу имя своей сообщницы, совершившей убийство. А теперь Ногалес знает, что это она сдала его полиции, и жаждет мести. Молинер должен вести себя как настоящий профессионал, поэтому, пользуясь тем, что заказчик сидит в камере, предложит Магги сделку: он сохранит ей жизнь в обмен на деньги.

Главным в плане было увидеть ее реакцию. Хотя я опасалась, что единственной реакцией Магги будет страх, так как Молинер, скорее всего, поведет себя достаточно свирепо. Нет, уж лучше я послушаюсь Гарсона и отправлюсь спать. Какой бы страшной убийцей ни была Магги, я ничего не могла с собой поделать и испытывала к ней некоторую жалость.

– Вы уверены, что обойдетесь без меня? – спросила я, хотя на самом деле своим вопросом просила у них позволения уйти.

Младший инспектор, совсем как встревоженная мамаша, стал убеждать меня:

– Оставьте нас вдвоем, честное слово, оставьте. Вам не о чем беспокоиться. Как только инспектор Молинер провернет этот спектакль, мы вам позвоним и сообщим результат, каким бы он ни был.

– Даже если будет три часа утра?

– Слово чести.