На другое утро Печорин проснулся поздно и, выйдя в прихожую, обнаружил на подносе записку, принесенную или вчера вечером или сегодня с утра. Вера спрашивала, пойдет ли он на бал, который устраивается сегодня в гроте Дианы? Хотя в записке был знак вопроса, но было ясно, что Вера мечтает о бале и надеется там его увидеть. В последние два дня она чувствовала себя гораздо лучше и была оживлена и почти весела. Печорин поинтересовался у доктора Вернера, не идет ли больная на поправку, но доктор не обнадежил, сказав, что уповать можно только на чудо, однако, чудеса, если и случаются, то, как правило, не с нами.
Сегодняшний бал в гроте Дианы устраивался на скорую руку, но с большим энтузиазмом. Он должен был стать свидетельством того, что полоса несчастий осталась позади, и можно снова предаться всем радостям жизни. В подготовке бала принимала участие вся пятигорская молодежь. Варенька, Мери, Катерина и даже Леля занимались изготовлением цветных фонарей, которых понаклеили почти сотню. Княжна придумала соорудить громадную люстру из трёхъярусно помещенных обручей, обвитых цветами и ползучими растениями. В выборе растений помогла Елена Павловна, а в сооружении ее «инженерные» способности обнаружил Андрей Михайлович Фадеев. Армянские лавки доставили персидские ковры и разноцветные шали для украшения грота, за прокат коих были заплачены немалые деньги, казенный сад пожертвовал цветы и виноградные лозы, которые артиллерийский офицер Браницкий с приятелем нещадно рубили весь вчерашний день. Расквартированный в Пятигорске полк снабдил устроителей красным сукном, а содержатель гостиницы Найтаки позаботился о десерте и ужине.
Печорин не участвовал в подготовительной суете, он весь день провел в дозоре, патрулируя вместе с другими охотниками окрестные горные дороги. Ехали медленно и осматривали внимательно каждый куст и камень. Печорин ехал парой с прапорщиком Лариным.
— Вы давно на Кавказе? — обратился Печорин к напарнику. — По приказу 26-го года или позже переведены?
Расценив ответное молчание прапорщика как возможное недоверие, Печорин добавил:
— Я воевал с одним из ваших товарищей по несчастию. Отличный был человек и воин храбрый. Может знаете, фамилия его…
Но Ларин, не дослушав, пришпорил коня и ускакал вперед.
Печорин, пожав плечами, последовал за ним. Этот Ларин так же странен и нелюдим, как и его байроновский «тезка», — подумал он.
Никаких черкесов в округе видно не было, и довольно скоро Печорин позабыл о них и просто предался удовольствию: скакать на горячей лошади против пустынного ветра было одним из оставшихся в его жизни несомненных наслаждений. Какая бы горесть ни лежала на сердце, все в такую минуту рассеивалось и на душе становилось легко.
Вернувшись домой в четвертом часу, Печорин прилег отдохнуть, а проснулся, когда на дворе уже было темно. Торопливо одевшись, он поспешил к княгине Вере, чтоб сопроводить ее на бал.
Вера ждала его уже одетая к выходу. Светло-серое платье перламутрового оттенка необыкновенно шло к ее пепельного цвета глазам. Исхудавшую шею обвивало ожерелье из крупного жемчуга, а на запястье правой руки был неизменный браслет с медальоном, содержимое которого она как-то показала Печорину под большим секретом — там была прядь его белокурых волос и темный локон покойного сына.
Когда они достигли грота Дианы, бал уже начался. Казалось, что нынешним вечером здесь собрался весь Пятигорск. Фадеевы пришли всем большим семейством, исключая девочек, — даже капитанша Ган оторвалась от своей рукописи. Здесь были княгиня и княжна Лиговские в компании Варвары Александровны, и франт Раевич в модном светло-голубом галстуке, и супруги Горшенковы, и бывший Варенькин обожатель Браницкий. Катерина Фадеева шепнула на ухо сестре, что она даже, кажется, заметила в толпе возле грота своего незадачливого спасателя — того господина с газетой, у которого одно плечо выше другого.