Во вторник, 25 марта, за день до отплытия на остров, он отправил письма из О, после чего поехал в S и с помощью рыбаков перевез на Цунодзиму приготовленные припасы. Вернулся в S и, соврав дяде, что хотел бы поехать в Кунисаки, попросил у него машину. В багажник положил резиновую лодку с подвесным мотором, компрессор и канистры с керосином. На лодке дядя обычно отправлялся на рыбалку. Все это добро хранилось в чулане за гаражом, у дяди до него доходили руки только в сезон – летом и осенью, поэтому можно было не беспокоиться, что он обнаружит пропажу.
За мыс J даже в дневное время почти никто не плавал. Он спрятал лодку и компрессор в зарослях у берега и, убедившись, что прошло достаточно времени, отогнал машину обратно. Сказал дяде, что вернется к вечеру в О, а на следующий день опять поедет на Кунисаки. На самом же деле он поехал в О, чтобы взять свой мотоцикл, и посреди ночи снова вернулся на мыс J.
Днем дорога на машине от О до мыса J занимает порядка полутора часов. Но ночью на 250-кубовом мотоцикле эту дорогу можно уложить в час. А если мотоциклист имеет опыт езды по бездорожью, он может срезать путь и махнуть напрямик через пустоши и неудобья. Морису спрятал мотоцикл в перелеске, покрыв чехлом защитного цвета, с такой маскировкой можно было не опасаться, что кто-то его найдет.
Затем он собрал и накачал лодку, надел гидрокостюм. И при свете луны и автоматического маяка, установленного на мысе J, в одиночку отправился по морю к Цунодзиме.
Погода стояла почти безветренная, но было ужасно холодно. Ночь, видимость плохая. Раньше он уже брал несколько раз лодку у дяди, поэтому управлялся с ней легко, но его подвел собственный организм, и плавание до острова оказалось гораздо труднее, чем он ожидал.
Плохое самочувствие объяснялось тем, что он уже второй день ничего не пил. Отказ от воды был частью его плана.
От мыса J до Цунодзимы он плыл около получаса. Высадился на той самой площадке в скалах. Надо было спрятать лодку.
Он сложил ее и плотно запечатал в резиновый мешок вместе с компрессором и подвесным мотором, которые прежде обернул в водонепроницаемую ткань. Крепко перевязал мешок веревкой и опустил в воду между большими скалами, выбрав место, куда не достигают волны. Сверху придавил камнем. Другой веревкой примотал мешок к скале. Одну канистру с керосином пристроил здесь же, под скалами, другую еще раньше спрятал в кустах на мысе J.
Повесив на плечо большой фонарь, он по залитой лунным светом лестнице поднялся к Десятиугольному дому. Занял комнату слева от входа – ту, где протекал потолок и не было мебели. Устроился на ночлег в спальном мешке, который принес в дом днем.
Ловушка для душегубов была готова.
На следующий день, 26 марта, шестерка приехала на остров.
Никто ничего не заметил, никто ни о чем не подозревал. Теперь, что бы ни произошло, им целую неделю предстояло жить без связи с большой землей. Но даже это их ничуть не насторожило. Охватившая всех жажда приключений усыпила бдительность.
В тот вечер Морису раньше всех удалился в свою комнату, сославшись на простуду. Вот почему он не пил воду.
Ему было известно, что симптомы легкого обезвоживания организма очень напоминают симптомы простуды. Просто симулировать болезнь он не решился – боялся, что По, учившийся на врача, заметит его игру. А если тот осмотрит его и подтвердит, что он болен, никому в голову не придет его в чем-то подозревать.
Оставив новоявленных обитателей острова за веселой болтовней, он переоделся в гидрокостюм, положил в рюкзак все, что могло понадобиться, и выбрался из комнаты через окно. Спустился на площадку, подготовил лодку и поплыл по ночному морю к мысу J. Оттуда на мотоцикле вернулся в О.
Дома он был около одиннадцати. Конечно, устал, но все, что предстояло сделать, было еще впереди.
Он поспешил позвонить Каваминами. Ему нужен был свидетель, готовый подтвердить, что он находился в О.
Ответа не было, но, если Каваминами влезет в это дело, как надеялся Морису, он обязательно ему позвонит. Очень может быть, что уже звонил, и не раз. Обязательно спросит, куда Морису ездил, а ответ готов: рисовать.
Картина. Она должна служить доказательством того, что, пока шестерка сидит на острове, он занимается делами здесь. Картина – будды, вырезанные в скале. Точнее, не картина, а картины. Он приготовил их заранее. Три штуки. Первая – набросок углем, на котором работа с цветом только началась. На другой цвет уже лежал плотно, краски положены шпателем по всей картине. Третья – законченный вариант.
Естественно, на всех трех вариантах была одна и та же сцена – вид, на который Морису набрел прошлой осенью, когда бродил с разбитым сердцем в горах Кунисаки. По памяти он заранее подготовил три полотна разной степени готовности, заменив краски осени на весенние. Первую картину поставил на мольберт и, взяв письмо, которое прислал сам себе, стал дожидаться звонка Каваминами. Если связаться с ним не удастся, придется искать другого «свидетеля», думал он, стараясь подавить толкавшиеся в голове тревожные мысли.
Наконец ближе к полуночи раздался телефонный звонок.