Читаем Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых полностью

Последний день царствования Павла начался как обычно. Рано встал, работал до девяти утра, утвердил шесть указов. Пален был на утреннем докладе. Утром же Саблуков со своими кавалеристами занимает пост во дворце. Сослуживец Саблукова адъютант полка Ушаков, один из заговорщиков, сообщает, что по приказу великого князя Константина Саблуков должен вечером вернуться в казарму.

В десять часов император на плац-параде. Он не в духе. В полдень Павел уже в лучшем расположении возвращается с прогулки в сопровождении Кутайсова и встречает Коцебу, стоящего у статуи Клеопатры. Царь разговаривает с поэтом о статуе, потом о судьбе египетской царицы и спрашивает, скоро ли Коцебу закончит описание Михайловского дворца. Поднимаясь по лестнице, Павел оборачивается и смотрит на поэта. Это их последняя встреча. В час дня Павел обедает. Заговорщики ездят по полкам, вербуют, агитируют, делают последние приготовления.

После обеда Павел подошел к своему сыну Николаю и был очень весел.

— Почему вас называют Павлом Первым? — спросил ребенок.

— Потому, что до меня не было государя, носившего это имя.

— Тогда я буду Николаем Первым?

— Да, если ты будешь царствовать.

Отец долго смотрел на сына, затем крепко его поцеловал и ушел, не проронив больше ни слова.

В восемь вечера садятся ужинать у Талызина заговорщики, а Саблуков, не принимавший участия в заговоре, отправляется с рапортом к шефу полка Константину Павловичу. Он находит великого князя в крайнем возбуждении. Затем он видит и Александра, который выглядел, как «трусливо пробирающийся заяц».

Раскрывается дверь и появляется насупленный император. Саблуков отдает ему рапорт о состоянии полка и уходит.

В девять вечера начинается ужин. Во дворце присутствуют великие князья Александр и Константин, великая княгиня Мария Павловна, жена и дочь Палена, Кутузов, Строганов, Нарышкин, Юсупов, несколько придворных дам. Царь весел, Александр задумчив. Встав из-за стола, Павел беседует с Кутузовым. Будущий победитель Наполеона позже рассказывал, что Павел взглянул на себя в зеркало, имевшее изъян — оно делало лица кривыми, и сказал: «Какое смешное зеркало, я вижу себя в нем со свернутой шеей».

Саблуков снова видит Павла в шестнадцать минут одиннадцатого. Император заявляет, что конногвардейский полк — сборище якобинцев, и отсылает его в провинцию. Интрига Палена удалась, караул верного Саблукова покидает дворец. И последнее, что офицер видит, — царь идет к себе, а два камер-лакея становятся у двери его кабинета.

В это время Талызин ведет батальон Преображенского полка к Летнему саду, а Семеновский батальон Депрерадовича подходит к Гостиному двору. Две колонны заговорщиков разными улицами двигаются к Михайловскому замку. Главный караул замка несет в ту ночь батальон Семеновского полка, который был особо расположен к наследнику. Во внутреннем помещении находился караул из старых екатерининских гренадеров и преображенцев под командой заговорщика поручика Марина. Колонна Беннигсена и Зубовых подошла к Рождественским воротам замка со стороны Садовой. Подъемный мост был опущен по распоряжению плац-адъютанта, естественно, заговорщика, Петра Аргамакова. Одновременно батальон Талызина вошел в Верхний сад дворца. Испуганные вороны поднялись с карканьем и шумом, и солдаты испугались, сочтя это несчастливым предзнаменованием.

Семеновцы пропускают заговорщиков, а поручик Марин нейтрализует внутренний караул, поставив его по стойке «смирно».

Уменьшившийся наполовину — разбежались по дороге? — отряд Беннигсена входит во дворец. Через Белый зал вошли в библиотеку, а оттуда — в маленькую прихожую, откуда лестница ведет в покои княгини Гагариной. Аргамаков постучал в двери прихожей и сказал камердинеру, что пришел подать рапорт императору, поскольку уже шесть часов утра. Камердинер возразил, что не шесть утра, а двенадцать ночи, на что Аргамаков ответил, что часы, видно, остановились, и потребовал открыть немедленно. Растерявшийся слуга отпер дверь, и заговорщики вошли толпой. Камер-лакея Кириллова сбивают ударом сабли по голове (позже его возьмет к себе на службу Мария Федоровна и наградит домом и пенсией), второй гайдук убегает.

Заговорщики врываются в спальню, высокую, просторную комнату. Они находят Павла, забившегося в угол ширмы, загораживающей кровать. Только теперь Павел понимает, что он наделал, заперев дверь в покои Марии Федоровны по наущению Палена.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотечка «Знание – сила»

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное